Рождение Алексея и болезнь царевича

Отсутствие сына создавало в императорском доме обстановку династической неопределенности. Примечательно, что когда в июне 1899 года скончался в Абас-Тумане цесаревич Георгий Александрович, наследником престола официально был объявлен младший брат Михаил, однако титула цесаревича ему дано не было. Это вызвало разговоры в великосветских кругах, особенно близких вдовствующей императрице, хотя причина была проста: Николай и Александра Федоровна надеялись на скорое рождение сына. Однако уже в ближайшее время в императорской фамилии возник своеобразный династический кризис.

В ноябре 1900 года император, отличавшийся удивительным здоровьем и закалкой, едва ли ни единственный раз за все годы своего царствования серьезно заболел. Врачи определили брюшной тиф – болезнь достаточно тяжелую и опасную для жизни; временами состояние Николая вызывало тревогу. Сложность положения заключалась в том, что императрица ожидала очередного ребенка, который мог оказаться мальчиком. В Крыму, где болел Николай, состоялось неофициальное совещание находившихся поблизости высших сановников, на котором министр финансов С. Ю. Витте подчеркнул, что по смыслу основных законов империи в случае смерти государя престол должен перейти к существующему наследнику – великому князю Михаилу Александровичу; если же через несколько месяцев у императрицы все же родится сын, то, по мнению Витте, “только сам великий князь Михаил Александрович в качестве императора должен будет судить, как надлежит в этом случае поступить. Мне кажется он настолько честный и благородный человек в высшем смысле этого слова, – говорил он, – что, если он сочтет полезным и справедливым, сам откажется от престола в пользу своего племянника”.

Впоследствии именно этим эпизодом Витте объяснял стойкую неприязнь к нему Александры Федоровны. Впрочем, возникшие осложнения быстро разрешились – Николай вскоре выздоровел, а родившийся ребенок вновь оказался девочкой, великой княжной Анастасией. Однако этот случай показал императрице, насколько неустойчивым остается будущее ее семьи без наследника мужского пола. Ходили слухи, что царственная чета подумывала об изменении законов о престолонаследии по английскому образцу – тогда императорская власть могла бы перейти к старшей дочери Ольге. Однако сам вопрос об этом вызвал столь резкое неприятие даже у таких преданных императору лиц, как К. П. Победоносцев, что от него пришлось отказаться – подобное решение могло вызвать глубокий раскол династии и правящих сфер, что грозило непредсказуемыми последствиями.

Императрица мучительно переживала, что не может подарить супругу и олицетворяемому им государству сына-наследника. Все острее ощущала она при этом недоброжелательность придворных и великосветских кругов. И еще заметнее стали проявляться свойственные ей с рождения нервность и неуравновешенность. Александра Федоровна начала искать духовную опору в религии, и ее вера быстро приобрела оттенок мистической экзальтированности.

Императрица находила утешение и обретала надежду на рождение сына во встречах и беседах с различными посвященными, юродивыми и странниками, которым посредством таинственного откровения доступны высшие истины. Наиболее яркой фигурой среди них до появления Распутина оказался месье Филипп (Нозьер Вашо), уроженец города Лиона. Маг и спирит, наделенный, вне всякого сомнения, гипнотическими способностями, он был представлен императорской чете во время ее пребывания во Франции в 1901 году. На следующий год он несколько раз посетил Россию, причем бывал принят в “первой семье” с исключительным доверием. По некоторым свидетельствам, “в этом человеке не было ничего примечательного, кроме его голубых глаз, полузакрытых тяжелыми веками, но которые иногда вспыхивали и светились странной мягкостью”. Филипп утверждал, что может предсказать пол ребенка в утробе матери, и пророчил императрице скорое рождение сына. В 1902 году под воздействием его внушений Александра Федоровна, находившаяся в явном нервном напряжении, стала ощущать даже все признаки беременности. Слухи об этом широко разошлись, и в близких ко двору кругах ожидали рождения наследника. Как писал А. А. Половцов, в конце лета императрица дала согласие на медицинское обследование ее известным специалистом, лейб-акушером Д. О. Оттом, который “тотчас заявил ей, что она ничуть не беременна Такой эпизод не поколебал, однако, доверия императорской четы к Филиппу, который продолжает в глазах их быть превосходным и вдохновенным человеком”. Подобное отношение к чародею сохранялось вплоть до его смерти в 1905 году.

Александра Федоровна обращалась и к традициям отечественного православия. Особенно надеялась она на помощь Серафима Саровского, сама канонизация которого в 1903 году была проведена во многом по настоянию императорского двора. Решающим, видимо, стало то, что умерший в 1833 году и давно почитаемый народом за святого преподобный Серафим был известен как помогающий своими молитвами женщинам, страдающим бесплодием.

По свидетельству С. Ю. Витте, ссылавшегося на личный рассказ К. П. Победоносцева, “неожиданно он получил приглашение на завтрак к их величествам и после завтрака государь в присутствии императрицы заявил, что он просил бы К. П. представить ко дню празднования Серафима, что должно было последовать через несколько недель, указ о провозглашении Серафима Саровского святым. К. П. доложил, что святыми провозглашает Святейший Синод и после ряда исследований На это императрица соизволила заметить, что “государь все может” К. П . уже вечером того же дня получил от государя любезную записку, в которой он соглашался с доводами К. П., что этого сразу сделать нельзя, но одновременно повелевал, чтобы к празднованию Серафима в будущем году Саровский старец был сделан святым. Так и было исполнено”.

Канонизация Серафима в июле 1903 года сопровождалась грандиозными трехдневными торжествами, на которые со всех концов России собралось свыше 200 тысяч богомольцев. Император непосредственно участвовал в церемонии перенесения мощей нового святого в Успенский собор, причем, в отличие от других, нес гроб, не сменяясь, а Александра Федоровна, несмотря на больные ноги, выстояла всю почти пятичасовую службу.

“Во время этого торжества, – писал далее тот же С. Ю. Витте, – было несколько случаев чудесного исцеления. Императрица ночью купалась в источнике целительной воды. Говорят, что были уверены, что Саровский святой даст России после четырех великих княжон наследника. Это сбылось и окончательно и безусловно укоренило веру их величеств в святость действительно чистого старца Серафима. В кабинете его величества появился большой портрет – образ Святого Серафима”.

Трудно сказать, помогло ли заступничество нового святого или все же сбылось предсказание месье Филиппа, когда 30 июля 1904 года Александра Федоровна родила последнего ребенка – долгожданного цесаревича. Неудивительно, что счастье родителей, девять лет ждавших этого дня, было поистине безграничным. “Нет слов, чтобы уметь достаточно благодарить Бога за ниспосланное нам утешение в эту годину трудных испытаний!” – отметил в дневнике радостный отец.

Мальчику дали имя Алексей – в честь царя Алексея Михайловича, особенно чтимого Николаем. На протяжении почти двух столетий над этим именем тяготело своеобразное заклятие дома Романовых – его избегали давать наследникам престола в память о мрачной истории цесаревича Алексея, сына Петра Великого, погибшего по воле отца в 1718 году. Имя это с тех пор считалось для династии несчастливым. Возможно, что в столь явном разрыве с давним обычаем проявилось и внутреннее нерасположение Николая к царю-преобразователю. По свидетельству начальника Канцелярии Министерства императорского двора генерала А. А. Мосолова, он однажды спрашивал императора об его отношении к основателю империи. Николай II, помолчав немного, ответил: “Конечно, я признаю много заслуг за моим знаменитым предком, но сознаюсь, что был бы неискренен, ежели бы вторил вашим восторгам. Это предок, которого менее других люблю за его увлечения западною культурою и попирание всех чисто русских обычаев. Нельзя насаждать чуждое сразу, без переработки. Быть может, это время как переходный период и было необходимо, но мне оно несимпатично”.

11 августа состоялось торжественное крещение цесаревича, и Николай с удовольствием отмечал в дневнике: “Знаменательный день Крестины начались в 11 час. Потом узнал, что маленький Алексей вел себя очень спокойно. Ольга, Татьяна и Ирина с другими детьми были в первый раз на выходе и выстояли всю длинную службу отлично. Главными восприемниками были Мама и дядя Алексей”.

Увы, как и почти всегда в жизни Николая и его супруги, счастливые дни с “маленьким сокровищем”, как любовно называли они сына в своем кругу, оказались слишком скоротечны. Уже 8 сентября случайное кровотечение, которое долго не могли остановить, открыло страшную для них истину, – новорожденный наследник престола поражен гемофилией, наследственным генетическим заболеванием. Это означало, что его жизнь находилась под ежеминутной угрозой, любая царапина как легкий ушиб могли оказаться смертельными. Особенность гемофилии состоит в том, что это исключительно “мужская” болезнь – женщины ей не подвержены, но могут передавать соответствующие гены. Носительницей их была и прославленная бабушка российской императрицы – английская королева Виктория, почему гемофилию иногда и именовали в те годы “викторианской болезнью”. Гессен-Дармштадтский дом также был поражен этой страшной наследственностью, о чем не могла не знать Александра Федоровна – ее старший брат Фридрих в трехлетнем возрасте погиб от гемофилии, старшая сестра Ирена, вышедшая в 1888 году замуж за брата германского императора, принца Генриха Прусского, родила ему нескольких сыновей-гемофиликов. Осознание того, что она является косвенной виновницей страданий сына и постоянной угрозы его жизни, надломило психику императрицы. Несмотря на то, что болезнь наследника тщательно скрывалась родителями, о ней скоро стало довольно широко известно в близких ко двору кругах. Устойчивая неприязнь к Александре Федоровне привела к тому, что вместо естественного сочувствия трагедии матери ее начали обвинять в вырождении династии. В высшем свете, в окружении великих князей стали говорить о “недопустимой небрежности, с которой в свое время подошли к выбору невесты для наследника престола”. Для императорской семьи настали тяжелые, полные тревоги и напряжения годы.

Были окончательно прекращены все светские развлечения, грандиозные приемы и праздники прежних времен. Ушли в прошлое великолепные придворные балы в Зимнем дворце, на которых некогда блистала вся высшая знать империи. Отныне проводились лишь чисто официальные, протокольные торжества и мероприятия, причем императрица появлялась на них достаточно редко. Жизнь царской семьи стала еще более замкнутой, скрытой от посторонних глаз, и наблюдать ее могли лишь немногие.

Безмерно любивший сына, Николай разделял с супругой ее беспокойство. В известном смысле его положение было еще тяжелее: тревога за Алексея отягощалась тревогой за саму императрицу, психическое здоровье которой с годами стало вызывать все большую озабоченность. Николай нес свой крест с подлинно христианским смирением; его выдержка и достоинство находили опору в глубокой, искренней вере, подобной которой, пожалуй, не был отмечен ни один из его венценосных предшественников.