Судьба не отвела Николаю тех лет возле трона отца, в течение которых наследники российского престола, постепенно приобщаясь к делам, овладевали трудными навыками государственного управления. Но зато она в избытке дала ему другое – вынесенное из детства редкое ощущение семейного тепла и уюта, которое хотелось повторить в собственной самостоятельной жизни. Воспитанный примером своих родителей, Николай уже в двадцать с небольшим мечтал жениться и ощущал “потребность свить и устроить свое гнездышко”.
Его избранницей стала Алиса-Виктория-Елена-Бригитта- Луиза-Беатриса, дочь великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига IV и Алисы Английской. Потеряв в шестилетнем возрасте мать и младшую сестру, девочка воспитывалась преимущественно при дворе бабушки, английской королевы Виктории, и провела в Англии большую часть своего детства и юности. Несчастье, видимо, не прошло для принцессы бесследно. Она была болезненно застенчива, замкнута и раскрепощалась, превращаясь в настоящую Spitzbube (озорницу), как называли ее при германском дворе, только в кругу самых близких ей людей.
В 1884 году двенадцатилетняя Алиса Гессенская впервые оказалась в России, прибыв с родственниками на свадьбу старшей сестры Эллы (Елизаветы Федоровны) с великим князем Сергеем Александровичем. Там и состоялось ее знакомство с наследником цесаревичем, положившее начало детской романтической влюбленности, переросшей затем в сильнейшую любовь. “Alix, Niki” тайком нацарапали они тогда на одном из окон итальянского домика в Петергофе.
Поразительно, что за десять лет они виделись всего два раза. Их следующая встреча произошла только в 1889 году, затем – еще через пять лет, уже в Кобурге. Между ними – одни фантазии и воспоминания, подогревающая страсти переписка через сестру Эллу и несогласие родителей, более чем холодно отнесшихся к выбору сына.
Впрочем, это отнюдь не означало, что наследник не испытывал больше сердечных увлечений. Еще с детских лет он начал переписываться с английской принцессой Викторией Уэльской, которая все больше ему нравилась. “Она действительно чудное существо, – писал он Александру Михайловичу, – и чем больше и глубже вникаешь в ее душу, тем яснее видишь все ее достоинства и качества”. Затем на какое-то время в его поле зрения возникла княжна Ольга Александровна Долгорукая (по мужу Дитрихштейн). А потом появилась – и уже надолго, с 1890 года и чуть ли не до самой помолвки с Алисой – восходящая звезда императорского театра балерина Матильда Кшесинская. Об этом романе ходили пересуды, но в семье Николая ему не придавали серьезного значения – наследник представлялся слишком ответственным и преданным долгу человеком, чтобы связать свою судьбу с танцовщицей. Александр III снисходительно отнесся к увлечению сына и, возможно, даже надеялся, что Кшесинская поможет тому забыть не понравившуюся родителям чопорную немецкую принцессу.
Вопреки ожиданиям родителей, в свою очередь присматривавших цесаревичу подходящую партию и склонявшихся в сторону дочери претендента на французский престол графа Парижского – Елены Орлеанской, Николай только укрепился в своих намерениях.
“Вечером у Мама втроем с Апрак. рассуждали о семейной жизни теперешней молодежи из общества, – записал он в дневнике 21 декабря 1891 года, – невольно этот разговор затронул самую живую струну моей души, затронул ту мечту и ту надежду, которыми я живу изо дня в день. Уже полтора года прошло с тех пор, как я говорил об этом с Папа в Петергофе, а с тех пор ничего не изменилось, ни в дурном, ни в хорошем смысле. Моя мечта когда-либо жениться на Аликс Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 г., когда она провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты. Но когда Eddy оставил или был отказан (имеется в виду сын герцога Эдинбургского, получивший отказ Алисы. – Авт.), единственное препятствие или пропасть между нею и мною – это вопрос религии! Кроме этой преграды нет другой; я почти убежден, что наши чувства взаимны! Все в воле Божией. Уповая на Его милосердие, я спокойно и покорно смотрю на будущее”. Заведенный как-то матерью разговор о Елене Парижской поставил Николая, по собственному признанию, “на перепутье двух дорог: самому хочется идти в другую сторону, а, по-видимому, Мама желает, чтобы я следовал по этой! Что будет?”
Его роман с Кшесинской в эти месяцы, весной 1892 года, находился на подъеме (“никогда не думал, что два одинаковых чувства, две любви одновременно совместились в душе”, – анализировал он свои переживания – мечту и реальность), но заслонить далекий и едва ощутимый образ принцессы балерина все же не могла: “Теперь уже пошел четвертый год, что я люблю Аликс Г. и постоянно лелею мысль, если Бог даст на ней когда-нибудь жениться…”