Маленький Николай

Великий князь Николай Александрович был первенцем наследника цесаревича Александра Александровича, будущего императора Александра III, и его супруги Марии Федоровны, урожденной датской принцессы Дагмары. Он появился на свет 6 мая 1868 года, в день, когда православная церковь чтит память святого Иова Многострадального, и это совпадение стало знамением той странной обреченности, которую замечали в нем многие из окружавших его людей. Позднее, в тяжелые годы царствования, император не раз упоминал это обстоятельство, говоря о своей внутренней готовности принять испытания, которые одно за другим обрушивались на него и в государственной, и в личной жизни.

Фрагмент раскрашенного фотоколлажа,  выпущенного ко дню коронации Николая II: великий князь Николай Александрович ” в 1872 г.

 

Однако все это было еще впереди, а пока судьба даровала Николаю, казалось бы, на редкость счастливые дни детства и юности. Они отличались от детских лет большинства его предшественников на престоле гораздо более семейным, “домашним” характером воспитания. Цесаревич Александр Александрович и его супруга явно предпочитали тесный, уютный мир собственной семьи блестящей, но во многом холодной и официальной жизни великосветского Петербурга. Возможно, благодаря этому родители всегда оставались для маленького Николая, равно как и для его сестер и братьев, прежде всего “папой” и “мамой”, а не державными властителями огромного государства, каким был, например, для своих детей его грозный прадед – император Николай I.

Царившие в Аничковом дворце простота, искренность и сердечность отношений во многом способствовали формированию по-человечески очень привлекательных черт характера последнего самодержца. Его редкое личное обаяние единодушно отмечалось впоследствии даже людьми, в высшей степени критически относившимися к нему как к государственному деятелю.

 

Великий князь Николай Александрович в 1878 г.

Однако в безмятежности детских лет юного великого князя была и своя опасная сторона: предназначенный со временем стать повелителем величайшей империи мира, Николай слишком долго, почти до самого восшествия на престол сохранял восприятие жизни, ограниченное своего рода “стенами детской”. Некоторые черты инфантильности в его духовном облике отмечали и многие современники. Его жизненные интересы замыкались в узком кругу близких людей, в общении с ними находил он требуемую опору и даже защиту от незнакомого и пугающего мира, враждебное дыхание которого в эти годы уже ощущало царствующее семейство.

С каждым десятилетием российская действительность становилась все более и более грозной для обитателей императорских дворцов. Незадолго до рождения Николая произошло событие, для России неслыханное. Выстрел Д. В. Каракозова в Александра II в апреле 1866 года буквально потряс российскую общественность – обыкновенный смертный человек поднял руку на Помазанника Божия. Через год поляк-эмигрант А. Березовский вновь стрелял в императора во время его визита в Париж.

Ореол почти мистического почитания, которым всегда была окружена царская власть на Руси, исчезал на глазах. Еще совсем недавно российские самодержцы могли практически без охраны гулять по невским набережным и прилегающим к Зимнему дворцу улицам, отвечая на приветствия прохожих. В конце 1870-х это стало уже невозможным – началась настоящая “охота на царя”. В апреле 1879 года в императора с близкого расстояния сделал пять выстрелов подряд – все неудачно – А. Соловьев. Через полгода 18 ноября народовольцы пытались взорвать царский поезд – было почти полностью разрушено полотно железной дороги. Государь, однако, проехал раньше. 5 февраля 1880 года в 18 часов, как раз когда царская семья должна была войти в столовую, прозвучал взрыв в самом Зимнем дворце. Он был произведен народовольцем С. Халтуриным, устроившимся туда истопником и сумевшим понемногу пронести в караульное помещение здания достаточное количество динамита. Опять-таки по счастливой случайности император не пострадал.

И все же первого марта 1881 года смертный приговор, вынесенный ему Исполкомом “Народной воли”, был приведен в исполнение. Свершилось таинственное предсказание гадалки, напророчившей однажды Александру II, что он переживет семь покушений на свою жизнь.

Эта трагедия стала важным рубежом в становлении личности и характера Николая. Вместе с младшим братом Георгием он присутствовал при кончине своего деда. “Мой отец подвел меня к постели, – вспоминал позднее последний самодержец. – “Папа, -сказал он, повышая голос, – Ваш луч солнца здесь”. Я увидел дрожание ресниц, голубые глаза моего деда открылись, он старался улыбнуться. Он двинул пальцем, он не мог поднять руки, ни сказать то, что он хотел, но он несомненно узнал меня…”

Пережитое потрясение осталось в памяти Николая вплоть до последних дней его жизни, он вспоминал о нем даже в далеком Тобольске. “…Годовщина кончины апапа (Александра II. – Авт.), – отмечено в дневнике 1 марта 1918 года. – В 2 часа у нас была отслужена панихида. Погода стояла такой же, как тогда, – морозная и солнечная “

Гибель Царя-Освободителя перевернула традиционный уклад жизни императорского двора. Опустел нелюбимый Александром III Зимний дворец – он остался лишь местом проведения официальных церемоний и торжественных придворных балов. Обычно же император предпочитал ему более скромный и привычный Аничков дворец, где он жил, будучи еще цесаревичем. Но главной резиденцией нового царствования постепенно становится уединенный дворец-крепость, расположенный в сравнительно глухом месте – городе Гатчина С.-Петербургской губернии. Он казался самым надежным в наступившие неспокойные времена. Усиленная охрана, особые меры предосторожности при перемещениях императорской семьи, общение с очень и очень немногими допущенными в избранный отцом-самодержцем круг – все это наложило свою печать на Николая. В 1884 году, накануне его совершеннолетия, государственный секретарь А. А. Половцов отмечал в своем дневнике, что “ввиду однообразности и замкнутости жизни государевых сыновей необходимо было бы доставить наследнику возможность видеть более людей… На все это государь отвечал, что “его сыновья видают тех людей, кои у него бывают”, но, к сожалению, у него бывают лишь люди одной узкой клики”.

Это не значит, что у Николая не было своего круга общения. Он существовал, и помимо родных братьев и двух двоюродных дядей – великих князей Александра и Сергея Михайловичей, в него входили сверстники – дети близких к его отцу министра двора графа И. И. Воронцова-Дашкова и графа С. Д. Шереметева. Участники этой молодежной компании получили прозвище “картофель” – от печеной на углях костра картошки, которой часто заканчивались летние вечера в Гатчинском парке. Однако этот кружок слишком долго сохранял детский характер – даже будучи взрослым, всего за два года до вступления на престол, Николай с “картофелем” мог провести целый вечер за игрой в прятки и веселой беготне друг за другом.