Русско-Японская война

Николай II посещает войска, направляющиеся на фронт в период русско-японской войны в Полтаве, Орле, Кременчуге. 1904

Николай в целом придерживался достаточно осторожной внешней политики, будучи далеко не склонным к каким-либо авантюрам в этой области. Однако в дальневосточной стратегии России, осуществляемой во многом по личной инициативе императора, должная мера государственной ответственности соблюдена не была.

Если на протяжении большей части XIX века внимание военных и дипломатических кругов империи было приковано к Балканам и черноморским проливам, а в 1870 1880-х годах особое значение придавалось российскому продвижению в Средней Азии, то к концу столетия взгляды официального Петербурга все чаще привлекают берега Тихого океана. Политическая предпочтительность Дальнего Востока основывалась на ошибочном представлении об отсутствии в этом районе мира сильных противников и соперников России. Китай находился в глубоком упадке, английские сферы влияния располагались много южнее, Японию мало кто из российских государственных деятелей воспринимал в те годы всерьез. Еще в 1880 году генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич писал в своем отчете к 25-летию царствования Александра II, что “близится время, когда уже не балтийские и черноморские, но порты Великого Восточного океана станут базой нового российского флота”. В развитии этих планов в 1898 году Россия получила в аренду от ослабленного после недавнего поражения в войне с Японией Китая Ляодунский полуостров с правом создания военно-морской базы в Порт-Артуре. После грандиозного народного восстания 1900 1901 годов в Китае, подавленного интервенцией великих держав (активное участие в ней приняли и русские войска в Маньчжурии, вступившие под командованием генерала Линевича в Пекин), экспансионистские планы России на Дальнем Востоке получили новое развитие. Однако попытка осуществить их с каждым годом наталкивалась на все большее сопротивление Японии – новой великой державы, ставшей главной противницей российского влияния в Маньчжурии и Корее.

В правящих кругах империи существовали различные точки зрения на возможные пути реализации дальневосточной стратегии страны. Наиболее агрессивную позицию занимала так называемая “партия силы”, к которой примыкали наместник Дальнего Востока адмирал Е. И. Алексеев, ряд близких ко двору лиц, включая, как утверждали, и великого князя Александра Михайловича, некоторые руководители Военного Министерства. Более осторожную позицию занимали министр иностранных дел В. Н. Ламздорф и министр финансов С. Ю. Витте, которые выступали не столько за военно-административное, сколько за экономическое освоение Маньчжурии и предостерегали против обострения отношений с Японией.

Сам Николай сочувствовал скорее программе “партии силы”, но явно не стремился к войне, считая, что маленькая Япония “не посмеет” выступить первой против российского гиганта. В тянувшихся переговорах с островной империей Россия шла на уступки, но агрессивная политика Токио требовала много большего. В сложившейся обстановке Николай и его окружение серьезно недооценивали военную мощь Японии и ее решимость прибегнуть к силе в противостоянии с Россией.

26 января 1904 года с Дальнего Востока пришло сообщение о внезапном нападении Империи Восходящего Солнца. Атака японских миноносцев на стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура русские корабли предшествовала объявлению войны.

Назначенный главнокомандующим действующей на Дальнем Востоке армии А. Н. Куропаткин был, по мнению знавших его людей, хорошим военным администратором и штабным работником, но не имел большого полководческого таланта. Тем не менее принятая им стратегия была, вероятно, в сложившихся условиях наиболее правильной – учитывая удаленность и малонаселенность Дальнего Востока, слабость сосредоточенных там военных сил России, он считал целесообразным по возможности не вступать в большие сражения с непрерывно доставляемыми с близких Японских островов неприятельскими войсками. Постепенно изматывая их в малых оборонительных боях, русская армия должна была отходить в глубину огромного по тем временам театра войны, растягивая тем самым коммуникации противника и удаляя его от моря, на котором господствовал японский флот. Однако Куропаткин оказался заложником тех, кто требовал быстрых и впечатляющих побед, спасения осажденной крепости Порт-Артур. Все это создавало давление на командующего, вынуждая его против воли идти на риск крупных сражений, – а они чаще всего оказывались неудачными.

Мысли и чувства императора были прикованы к действующей армии, однако сам характер войны, шедшей в отдаленной Маньчжурии, не оставлял ему возможности самому возглавить руководство военными действиями. Николай был вынужден проводить большую часть времени в поездках по Европейской России, инспектируя направляемые на Восток войска и присутствуя на торжественных молебнах о ниспослании победы над врагом. Однако подлинного подъема патриотического воодушевления в стране так и не наступило.

Военные неудачи способствовали еще большему падению престижа императора и традиционно близкого к нему верховного командования армии. С осени 1904 года выступления оппозиции приобретают все более и более смелый характер, к чему прибавился и быстрый рост национального сепаратизма на окраинах империи. Все это стало особенно очевидным после падения в декабре 1904 года дальневосточной твердыни России – крепости Порт-Артур, оборона которой стала своего рода символом стойкости страны в этой войне. Сообщение о капитуляции поступило 21 декабря, когда император подъезжал к Бобруйску . “Получил ночью потрясающее известие от Стесселя, – отметил с неизменной аккуратностью Николай,- о сдаче Порт-Артура японцам ввиду громадных потерь и болезненности среди гарнизона и полного израсходования снарядов! тяжело и больно, хотя оно и предвиделось, но хотелось верить, что армия выручит крепость. Защитники все герои и сделали более того, что можно было предполагать. На то, значит, воля Божья!”

Падение Порт-Артура стало прологом первой русской революции.