Николай II Последний русский император
Стенограмма заседания седьмого. 16 ноября 1907 г.
Председатель. Господа, позвольте приступить к выслушанию заявления г. председателя Совета Министров.
Председатель Совета Министров (П.А. Столыпин). Господа члены Государственной Думы! Для успеха совместной работы вашей с правительством вам надлежит быть осведомленными о целях, преследуемых правительством, о способах, намеченных для их достижения, и о существе законодательных его предположений.
Ясная и определенная правительственная программа является, в этих видах, совершенно необходимой.
Поэтому, несмотря на то что я еще так недавно излагал перед второй Думой правительственные законопроекты, оставшиеся с тех пор без рассмотрения, мне приходится вновь выступить перед настоящим высоким собранием с заявлением от имени правительства.
Хотя на рассмотрение ваше, господа члены Государственной Думы, вносятся те же, за малыми исключениями и изменениями, законопроекты, которые внесены были во вторую Думу, но условия, при которых приходится работать и достигать тех же целей, не остались без изменения.
Для всех теперь стало очевидным, что разрушительное движение, созданное крайними левыми партиями, превратилось в открытое разбойничество и выдвинуло вперед все противообщественные преступные элементы, разоряя честных тружеников и развращая молодое поколение. (Оглушительные рукоплескания центра и справа; возгласы: браво!)
Противопоставить этому явлению можно только силу (возгласы: браво – и рукоплескания в центре и справа). Какие-либо послабления в этой области Правительство сочло бы за преступление, так как дерзости врагов общества возможно положить конец лишь последовательным применением всех законных средств защиты.
По пути искоренения преступных выступлений шло Правительство до настоящего времени – этим путем пойдет оно и впредь.
Для этого правительству необходимо иметь в своем распоряжении в качестве орудия власти должностных лиц, связанных чувством долга и государственной ответственности. (Возгласы: браво – и рукоплескания в центре и справ.) Поэтому проведение ими личных политических взглядов и впредь будет считаться несовместимым с государственной службой. (Голоса в центре и справа: браво.)
Начало порядка законности и внутренней дисциплины должны быть внедрены и в школе, и новый строй ее, конечно, не может препятствовать правительству предъявлять соответственные требования к педагогическому ее персоналу.
Сознавая настоятельность возвращения государства от положения законов исключительных к обыденному порядку, правительство решило всеми мерами укрепить в стране возможность быстрого и правильного судебного возмездия.
Оно пойдет к этому путем созидательным, твердо веря, что, благодаря чувству государственности и близости к жизни русского судебного сословия, Правительство не будет доведено смутой до необходимости последовать примеру одного из передовых западных государств и предложить законодательному собранию законопроект о временной приостановке судебной несменяемости.
При наличии Государственной Думы задачи правительства в деле укрепления порядка могут только облегчиться, так как помимо средств на преобразование администрации и полиции правительство рассчитывает получить ценную поддержку представительных учреждений путем обличения незакономерных поступков властей как относительно превышения власти, так и бездействия оной. (В центре и справа возгласы: браво.)
При этих условиях правительство надеется обеспечить спокойствие страны, что даст возможность все силы законодательных собраний и правительства обратить к внутреннему ее устроению.
Устроение это требует крупных преобразований, но все улучшения в местных распорядках в суде и администрации останутся поверхностными, не проникнут вглубь, пока не будет достигнуто поднятие благосостояния основного земледельческого класса государства. (В центре и справа возгласы: браво.)
Поставив на ноги, дав возможность достигнуть хозяйственной самостоятельности многомиллионному сельскому населению, законодательное учреждение заложит то основание, на котором прочно будет воздвигнуто преобразованное русское государственное здание.
Поэтому коренною мыслью теперешнего правительства, руководящею его идеей, был всегда вопрос землеустройства.
Не беспорядочная раздача земель, не успокоение бунта подачками – бунт погашается силою, а признание неприкосновенности частной собственности и, как последствие, отсюда вытекающее, создание мелкой личной земельной собственности(рукоплескания центра и справа), реальное право выхода из общины и разрешение вопросов улучшенного землепользования – вот задачи, осуществление которых правительство считало и считает вопросами бытия русской державы. (Рукоплескания в центре и справа.)
Но задачи правительства осуществляются действием. Поэтому никакие политические события не могли остановить действия Правительства в этом направлении, как не могли они остановить хода самой жизни. Вследствие сего правительство считает, что исполнило свой долг, осуществив ряд аграрных мероприятий в порядке статьи 87 Зак. Осн., и будет защищать их перед законодательными учреждениями, от которых ждет усовершенствования, быть может, поправок в них, но в конечном результате твердо надеется на придание им прочной силы путем законодательного утверждения.
На устойчиво заложенном, таким образом, основании правительство предложит вам строить необходимые для страны преобразования посредством расширения и переустройства местного самоуправления, реформы местного управления, развития просвещения и введения целого ряда усовершенствований в строе местной жизни, между которыми государственное попечение о неспособных к труду рабочих, страхования их и обеспечение им врачебной помощи останавливают теперь особенное внимание правительства. Соответственные проекты готовы. Большинство их вносится немедленно в Государственную Думу. Другие же, как затрагивающие многосторонние местные интересы, будут предварительно проводиться через Совет по делам местного хозяйства и вноситься в Думу постепенно, с принятыми правительством поправками и, во всяком случае, с заключением названного Совета. Такой порядок устанавливается правительством ввиду того, что опубликованные во время сессии 2-й Думы законопроекты Министерства внутренних дел вызвали оживленное обсуждение на местах и многочисленные ходатайства о передаче их на заключения Земских собраний. Замечания местных деятелей могут быть быстрее всего сведены в одно целое и соображены правительством путем живого общения с представителями земств и городов, и результаты этой работы должны послужить драгоценным материалом для законодательных учреждений и особенно их комиссий.
Задержки в работах Государственной Думы это не вызовет, так как Совет по делам местного хозяйства созывается незамедлительно, и, по мере рассмотрения всех законопроектов Министерства внутренних дел, касающихся местных хозяйственных интересов, они будут тотчас же передаваться в Государственную Думу, а до того времени Государственная Дума будет иметь возможность рассмотреть целый ряд непосредственно вносимых в Думу законопроектов, перечень которых представляется вместе с сим. Из проектов, касающихся земельного устройства, ныне же вносится в Государственную Думу проект о земельных обществах; в области местных преобразований принципиальное значение имеет представляемый в Думу проект Министерства юстиции о преобразовании местного суда, так как в зависимости от принятия этого законопроекта стоит проведение в жизнь другого – о неприкосновенности личности – и целый ряд преобразований в местном управлении.
Точно так же подлежали бы рассмотрению в первую очередь все принципиальные законопроекты по другим ведомствам, а также те, которые указывают правильный путь к осуществлению дарованных Высочайшими манифестами населению благ.
При этом правительство почтет своим долгом в принадлежащей ему области содействовать всем мероприятиям на пользу господствующей церкви и духовного сословия. (Рукоплескания справа.)
Правительство надеется в скором времени предложить на обсуждение Государственной Думы также проекты самоуправления на некоторых окраинах применительно к предполагаемому новому строю внутренних губерний, причем идея государственного единства и целости будет для правительства руководящей. (Рукоплескания в центре и справа.)
Излишне добавлять, что, несмотря на наилучшие отношения со всеми державами, особые заботы правительства будут направляться к осуществлению воли Державного Вождя наших вооруженных сил о постановке их на ту высоту, которая соответствует чести и достоинству России. (Рукоплескания в центре и справа.)
Для этого нужно напряжение материальных сил страны, нужны средства, которые будут испрошены у вас, посланных сюда страной для ее успокоения и упрочения ее могущества.
От наличия средств зависит, очевидно, осуществление всех реформ и разрешение вопроса о последовательности их проведения в жизнь. Поэтому подсчет средств, которыми располагает государство, является работой не только основною, но и самой срочною. Вам придется вследствие сего неминуемо обратиться в первую очередь к обсуждению внесенной в Государственную Думу государственной росписи и при этом считаться, конечно, с неизбежностью сохранить бюджетное равновесие как основу воссоздания русского кредита.
Со своей стороны правительство употребит все усилия, чтобы облегчить работу законодательных учреждений и осуществить на деле мероприятия, которые, пройдя через Государственную Думу и Государственный Совет и получив утверждение Государя Императора, несомненно, восстановят порядок и укрепят прочный правовой уклад, соответствующий русскому народному самосознанию.
В этом отношении Монаршая Воля неоднократно являла доказательство того, насколько Верховная Власть, несмотря на встреченные Ею на пути чрезвычайные трудности, дорожит самыми основаниями законодательного порядка, вновь установленного в стране и определившего пределы Высочайше дарованного ей представительного строя. (Рукоплескания в центре и справа.)
Проявление Царской Власти во все времена показывало также воочию народу, что историческая Самодержавная Власть (бурные рукоплескания и возгласы справа: браво)… историческая Самодержавная Власть и свободная Воля Монарха являются драгоценнейшим достоянием русской государственности, так как единственно эта Власть и эта Воля, создав существующие установления и охраняя их, призвана в минуты потрясений и опасности для государства к спасению России и обращению ее на путь порядка и исторической правды. (Бурные рукоплескания и возгласы: браво, в центре и справа.)
Гучков (г. Москва). От имени фракции Союза 17 октября и от имени фракции умеренно-правых я имею честь предложить Государственной Думе принять следующий переход к очередным делам: “Государственная Дума, выслушав сообщение Председателя Совета Министров и твердо решив безотлагательно приступить к законодательной работе для проведения в жизнь назревших неотложных для государства преобразований и неуклонно в пределах, указанных законами, осуществлять право наблюдения за закономерностью деятельности правительства, переходит к очередным делам”. (Рукоплескания центра.)
Гр. Бобринский (Тульская губ.). Господа члены Государственной Думы! Правительство сегодня обратилось к нам с ясным изложением своей программы и с указанием на те законодательные работы, которыми оно нас просит заняться в ближайшем будущем. Мы не можем не отнестись внимательно к призыву Правительства к нам, к призыву к совместной законодательной работе, к выполнению прямого назначения Государственной Думы, того назначения, для которого призвал нас сюда наш Государь и избрала нас страна. И Дума не оставит без ответа призыв правительства не оттого, конечно, что мы обязаны ответом перед министрами, но оттого, что мы обязаны ответом перед страной, которая уже два года истомилась в тщетном ожидании, когда же наконец на деле в работе осуществится народное представительство, дарованное нам мудрым изволением нашего Самодержавного Монарха. По глубокому убеждению партии умеренно-правых, от имени которых я имею честь говорить, убеждению, к которому, как вы слышали, вполне присоединяется и Союз 17 октября, ответ может быть только один, и ответ этот должен быть сегодня дан в виде обоснованного перехода к очередным делам. Но, главное, этот ответ должен быть дан на деле, путем неустанной, серьезной, спокойной и беспартийной работы для осуществления того законодательства, для разработки того громадного законодательного материала, который накопился за последние 2 года тяжелой жизни русского народа. С этим призывом к работе, с той самой формулой перехода к очередным делам, которая сейчас была оглашена, мы, правые, совместно с октябристами 6 марта обратились ко второй Государственной Думе, и в ответ мы услыхали слева призыв к вооруженному восстанию, при гробовом и леденящем молчании в центре, и наш призыв был отвергнут громадным большинством второй Государственной Думы. Но минула ночь, и заалела заря. И теперь мы вновь повторяем свой призыв, но теперь, к счастию, это уже не столько призыв, сколько выражение твердого решения подавляющего большинства Государственной Думы, и не только нас и наших друзей и союзников, но даже и наших политических противников. О нашем желании скорее приступить к работе уже свидетельствует та предварительная работа, которую мы исполнили в виде избрания и передачи в целый ряд комиссий самых насущных вопросов, которые уже внесены на рассмотрение Государственной Думы. Итак, как я уже сказал ранее, ответ наш может быть только один – это дружная беспартийная работа над тем материалом, который накопился. Само собою разумеется, что работа эта будет совместной и дружной с правительством помимо всяких соображений о нашем сочувствии, о нашем доверии или недоверии тому или иному министру или же всему Министерству в совокупности. Мы будем помогать министрам, потому что они облечены доверием нашего Государя, а они будут нам помогать оттого, что мы избраны страной по зову того же Государя, и одинаково с правительством мы преданы нашему Государю, одинаково желаем восстановления счастья, процветания и величия оскорбленного, измученного, истощенного смутами отечества нашего. Сочетание административной опытности, трудолюбия и осторожности правительства с нашим знанием местных условий и нужд, сочетание несколько бездушного и рутинного бюрократического порядка с иногда порывистыми нашими стремлениями вперед – вот залог успеха нашей работы в третьей Государственной Думе. Я далек от желаний кому-либо бросать упрек – мы все повинны в несчастьях России, – но, дабы не впасть вновь, дабы не повторить ошибок прежнего, мы не должны закрывать глаза свои на прошлое и нельзя забывать те ошибки, те грешки, которые мы совершили, не следует забывать жестоких уроков недавнего прошлого. Да, еще менее двух лет в России существует представительное учреждение, но сколько ошибок, сколько грехов сделано, но зато сколькому мы, слава Богу, научились. Первая Дума стремилась штурмовать власть, это ей, к счастью, не удалось; вторая Дума в своем большинстве высказалась за осаду власти и также без успеха, теперь для всех ясен третий путь. Он не ведет к вершинам власти, но и не грозит бездной падения. Цель его не партийное торжество и не почет и утехи власти. Путь этот труден, скромен и честен. Цель его – не власть, а Россия, благо нашего отечества. (Голоса справа: браво! Рукоплескания.)
На этом пути нас ожидает спокойная, вдумчивая, осторожная, но тем не менее прогрессивная работа, конечно, совместно с правительством, во исполнение верной нашей службы перед Царем. Служба эта соответствует вполне служению нашему отечеству. Не мы отечество, как говорилось с этой кафедры несколько месяцев тому назад, а отечество – это необъятная Россия от Вислы до Тихого океана, а единство, честь и мощь отечества олицетворяются в особе нашего Государя, и, служа Царю, мы служим России, и, служа России, мы служим Царю.(Рукоплескания справа и в центре.)
Итак, преданность нашему Монарху и России предрешают ответ, который мы сегодня дадим. Мы скажем просто и ясно. Мы съехались сюда не для борьбы с правительством, а в помощь ему. Мы знаем, что наши труды без содействия правительства ничтожны, а работа министров без нашего содействия совершенно бесплодна. Мы знаем, какие неимоверные трудности пришлось преодолеть правительству, и не только высшему, но и властям на местах, чтобы провести государственный корабль благополучно через бури крамолы, через ураганы разнузданных страстей и преступного, кровавого безумия, раздиравших потрясенную своим несчастием и позором Россию. И приговор истории уже ясен. На страницах своих он воздаст мужественным и честным исполнителям долга, от городового до министра, от рядового до генерала, многие из которых положили жизнь свою на стезе чести.(Рукоплескания справа и в центре.)
История воздаст и тем, которые, несмотря на тяжесть и опасность своего положения, ежедневно, бессменно, целыми годами не только смело смотрели в глаза лютой смерти, но и перестрадали страдания своих израненных детей. (Продолжительные рукоплескания справа и в центре.)
Мы вникнем, господа, в вопрос, достаточно ли обеспечены искалеченные дикой революцией лучшие сыны России; мы вникнем в то, обеспечены ли вдовы и сироты тех, которые пали; и если окажется, что они недостаточно обеспечены, мы не пожалеем народных денег для исполнения долга совести и чести народной перед этими лучшими сынами отечества. (Рукоплескания справа и центра.)
Но, господа, само правительство, спокойное в исполнении своего долга перед Царем и родиной, сказало вам, что буря еще не вполне утихла, что существует еще скверная мертвая зыбь, которая качает государственный корабль; что корабль этот еще не достиг тихой гавани, где он может исправить свои аварии, что дело вразумления заблудших, успокоение мятущихся и подавление преступных еще далеко не закончено. И это естественно: без содействия Государственной Думы, без содействия Думы, строгой к преступлению, гуманной, но тем не менее обличающей по отношению к заблуждающимся, правительство не может завершить то дело, которое вручено ему волей Государя Императора, дело умиротворения, успокоения страны и водворения в ней порядка и законности. Это давно желанное содействие, господа, мы знаем, что мы его дадим правительству. Мы поможем подавить анархию и остановить бессмысленное и жестокое пролитие крови людьми-зверьми, которых породила наша разложившаяся семья и наша уродливая школа. (Рукоплескания справа и в центре.)
Мы постараемся обеспечить трудящимся честным людям спокойное житье и возможность трудиться; мы постараемся довести страну до мира и порядка. И тогда вы увидите, какие неограниченные горизонты духовного, нравственного и материального преуспеяния откроются пред обновленною волею Монарха Россией. (Рукоплескания центра и справа.)
Покровский (Кубанская и Терская обл. и Черноморская губ.). В третий раз в продолжение полутора лет выступает представитель правительства перед народным представительством, перед Государственной Думой. Мы знаем, как встретили его выход первые две Думы: выражением разочарования, возмущения встретила первая Дума; молчанием негодования и бурей гневного протеста встретила вторая Дума; третья Дума в половине своего состава аплодировала представителю того же… (справа и в центре возгласы: больше, гораздо больше. Почти вся.)
Почему, господа, позволено воскурять фимиам правительству, которое предстало перед народным представительством, а нельзя его критиковать? Ведь здесь, как правые признали недавно, суд народной совести; так позвольте же, господа, всем здесь равным представителям народа выразить свой взгляд на ту политику, которая сейчас была раскрыта перед нами во всей своей наготе…
Какую политику раскрывало в речи своего представителя Правительство перед Государственной Думой? Какую политику проводило оно за истекшие полтора или два года? Мы знаем и постараемся проанализировать эту политику, которая предложена нашему вниманию. Волна, могучая волна общественного движения в России выдвинула в процессе исторического творчества настойчивую необходимость отмены архаического, чиновно-полицейского строя и замену его строем правовым. Та же волна выдвинула для решения, поставила, так сказать, во главу угла, в первый вопрос дня, крупные, радикальные, социальные реформы: устранение того векового попрания прав, во имя которого сто миллионов десятин земли, этого главного национального богатства, сосредоточено в руках кучки лиц для того, чтобы на этих миллионах эксплуатировался труд миллионов крестьянства, проливающего на них пот и кровь. Дальнейшей задачей, поставленной освободительным движением, была во всем объеме и широте защита интересов труда и трудящихся против эксплуатации и эксплуататоров. Эти политические и социальные проблемы во всем своем величии стали пред духовными очами всего статридцатимиллионного русского народа. Одним могучим порывом он стряхнул со своих плеч то ярмо, которое тяготело на нем в продолжение веков; спала пелена с его глаз, спала пелена рабства, и он потянулся к свету правды, любви и счастья, к правовым и законодательным нормам, достойным человеческого существования, к правам гражданства, к праву на труд и праву на продукт труда. Рухнула старая система государственного строительства сверху – из канцелярий, и в 1905 г. 17 октября возникло для России как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силы без одобрения Государственной Думы. Таким образом, рядом с правительством, рядом с исполнительной властью народилась и стала другая власть, власть законодательная, власть народного представительства. Каковы же были взаимоотношения этих двух властей – власти правительственной, исполнительной, и власти выдвинутой, я говорю, могучим общественным движением, которой предстояла задача выражать желания и нужды народные? Вот и посмотрим на историю этих отношений. (Голоса: покороче.)
Государственная Дума первого созыва если и не была созвана на основах всеобщего и равного представительства, то, во всяком случае, на основах закона, который распространял избирательные права на широкие слои народных масс, и поэтому естественно, что она явилась продуктом и продолжением освободительного движения. С верой и с сознанием громадной задачи, которая ложилась на них, приступили представители первого народного собрания, первой Государственной Думы, к своему великому делу; с верой в нравственную мощь русского народа они единогласно приняли закон об отмене смертной казни, желая одним порывом духа положить конец тому кровавому кошмару, той анархии, которая царила в стране. Другая задача, выдвинутая освободительным движением, – социальное законодательство тоже было сделано вопросом дня, и на очередь бш поставлен земельный вопрос, вопрос о поддержке 80 000 000 населения страны. Эту основную социальную проблему Государственная Дума первого созыва решила поставить, так сказать, в плоскость такого решения, чтобы ликвидировать, я говорю, ту вековую несправедливость, которая царила в России и давила многомиллионное крестьянство, т.е. она решила необходимость и неизбежность принудительного безвозмездного отчуждения всех земель… (голоса справа: ого!), казенных, удельных, кабинетских, церковных, монастырских и частновладельческих. (Шум справа; звонок председателя.) Заложив два таких фундаментальных камня в основание своей творческой работы, Дума со всем энтузиазмом принялась за продолжение своего дела, насущного дела – законодательной работы, для того, чтобы воплотить в законодательные нормы те гарантии правового строя, которые возвещены были Манифестом 17 октября. Таким образом, заря новой жизни заалела над Российским государством, 130-миллионный народ с упованием смотрел на свое первое народное представительство, на первую Государственную Думу. Но на страже деятельности этой Государственной Думы, деятельности представителей народа, стояло правительство, то самое, которое сейчас выступало перед нами. Как же оно отнеслось к этому ясному и определенному выражению народной воли? Выслушало ли, приняло ли во внимание желания, нужды народа и пошло ли по пути удовлетворения их? Нет, народное представительство не встретило сочувствия, не встретило поддержки правительства, а нашло в нем лютого своего врага, правительство, настоящее правительство привилегированного меньшинства, защитник интересов привилегированных классов, понятно, не хотело ни в каком случае допустить и тем более содействовать раскрепощению политическому и экономическому миллионов народных масс. Поэтому оно распустило первую Государственную Думу, пресекло в начале, в корне эту созидательную деятельность народного представительства и бесконтрольно продолжало проводить и осуществлять в жизни, реализовать свою собственную политику. Что же оно дало в период первого междудумья? Вместо отмены смертной казни оно ввело военно-полевые суды (голоса справа: и хорошо сделало), как удачно выразился представитель теперешнего большинства, легализировало карательные экспедиции (голоса справа: и правильно).
Председатель (звонит). Покорнейше прошу не мешать говорить.
Покровский. …ввело широкое применение расстрела и виселицы, низвело рядом законо-мерных убийств ценность человеческой жизни до минимума. (Голоса справа: так нельзя говорить, это неверно, долой. Звонок председателя.) В области земельной реформы оно, конечно, не пошло тоже за голосом народного представительства; оно предложило якобы ряд реформ, квазиреформ, оно усилило деятельность Государственного земельного банка, расширило его деятельность для содействия через него покупке земель для крестьян от частных землевладельцев, от тех же дворян; оно позволило выделяться на отрубные участки крестьянам из общины (голоса справа: правильно, очень хорошая, разумная мера). Оно удалило избыток населения, пришедшего в брожение, на места, на окраины, организовало и усилило переселенческое движение. (Голоса справа: правильно. Звонок председателя.) К чему же клонилась земельная реформа, к удовлетворению насущных потребностей 80-миллионного крестьянства, к уничтожению малоземелья? Увы, нет. Чересчур в этом отношении ничтожны плоды всей этой правительственной деятельности. Она имела совершенно другие задачи, которые выступали гораздо ярче и определеннее и приводили к более существенным результатам. Оно имело в виду поддержать цены на те земли, которые под влиянием общественного движения спешно ликвидировались большинством землевладельцев. (Голоса справа: это вздор, чепуха. Звонок председателя.) Таким образом, другая задача была, действительно, поддержать крестьянство, но часть, безусловно, зажиточного крестьянства, для того чтобы, поддержав одну часть населения и приведя к полнейшему разорению другую, беднейшую часть, проводить свою основную политику разделять и властвовать.
Спешно в период междудумья отбирались правительством все те существенные завоевания, которые сделаны были (голос: завоевания?). Все малейшие признаки, все малейшие проблески гражданской свободы, которые явочным порядком были осуществлены обществом в период освободительного движения, отбирались у него (голос: явочным порядком?). Но всею своею деятельностью в период первого междудумья правительство не закончило борьбу с народной волей, оно пошло только другой линией, но это его не удовлетворяло, народное представительство не было уничтожено. Первая Дума умерла, “да здравствует Дума” было провозглашено после роспуска первой Думы. Как неумирающий феникс, народное представительство должно было снова возникнуть, должна была на смену первой прийти вторая Дума, и правительство повело линию своих действий, повело кампанию против самой идеи всенародного представительства. Путем сенатских разъяснений, в период выборной кампании во вторую Думу, и путем административных воздействий, в период осуществления избирательного закона во время выборной кампании, оно старалось подтасовать будущее народное представительство… (шум, звонок председателя. Голоса: довольно, довольно; просим, просим.) …с тем, чтобы во вторую Думу явилось более представителей привилегированного меньшинства, привилегированных классов, в интересах которых направлена вся правительственная политика, и чтобы как можно меньше было представителей народных масс, представителей трудящихся масс. Но народную волю нельзя фальсифицировать, ее можно только связать, не дать ей возможности высказаться; и вопреки всем правительственным ухищрениям вторая Дума оказалась Думой народной, она пошла по тем же стопам, по тому пути, который был намечен первой Государственной Думой в деле государственного строительства. Она отменила военно-полевые суды, с ужасом, с отвращением отвернулась от этого средства, предпринятого правительством для успокоения, точнее, упокоения страны. Аграрный, земельный вопрос она решила поставить в ту же плоскость, как поставлен он был и первой Государственной Думой, т.е. решила необходимость, неизбежность принудительного отчуждения всех казенных, кабинетских, удельных и частновладельческих земель. Законодательные нормы для воплощения гарантий правового строя опять-таки были поставлены в порядке дня. (Шум. Звонок председателя.) Таким образом, и из второй Думы, так же как и из первой, мощно понесся по всей стране голос: “земли и воли”. Как же опять отнеслось правительство к повторению народной воли? Оно повело более решительную политику, более решительную атаку против народного представительства. Оно не задумалось перед роспуском второй Думы; оно распустило вторую Думу, арестовало часть ее, большую группу депутатов социал-демократов, под предлогом якобы заговора. Социал-демократия – международная партия, партия политическая, партия парламентская, а не партия заговорщиков. Дальше, правительство, распустив вторую Думу, совершило государственный переворот. Нарушив Основные Законы, оно издало новые, я не скажу законы, новые правила для выборов в третью Государственную Думу. Правила 3 июня совершенно лишили 8-миллионное, среднеазиатское население представительства, урезали втрое избирательные права Польского края и Кавказа. В большинстве губерний Европейской России в губернских собраниях было предоставлено абсолютное большинство мест выборщиков представителям крупного землевладения и крупного капитала. Таким образом, в их распоряжение было предоставлено право выбора, право, так сказать, назначения в Государственную Думу и представителей от крестьянства, и представителей от рабочих. Актом 3 июня правительство окончательно парализовало народную волю. Собранием Думы 3-го созыва выяснилось, что представителей трудящихся в парламенте будет абсолютное меньшинство, а представителей привилегированных классов будет абсолютное большинство. Достаточно указать, что от 130 000 землевладельцев прошла половина состава Государственной Думы, тогда как от 3 000 000 рабочих прошло только 6 представителей. Достаточно, я говорю, этого примера, чтобы иллюстрировать, что в основу новой системы был положен принцип обратно пропорционального представительства. Таким образом, теперь для правительственной политики представилось самое широкое поприще развернуть свою деятельность. Посмотрим же, что дала эта политика в действительности. В продолжение полутора лет ее применения страна, безусловно, находится в состоянии ужасной анархии; нет ровно никакой гарантии личной и общественной неприкосновенности; банды хулиганов держат в осадном положении огромные города; десятки подростков наводят в маленьких городах и селах панику на все население и вымогают денежные суммы. И всесильная власть оказывается бессильной перед кучкой громил. Крестьянство, 80-миллионное крестьянство, в 75% страдающее от малоземелья, вследствие неурожаев последних лет окончательно истощено, гибнет от эпидемических заболеваний, от голодовок, от цинги и в последнее время от холеры… (Голос: и здесь правительство виновато? Смех. Звонок председателя.) Торгово-промышленный пролетариат вследствие застоя в торгово-промышленном деле страдает от безработицы и от неимоверно вздутых цен на продукты первой необходимости. Вследствие отсутствия законодательного урегулирования отношений между трудом и капиталом рабочие поставлены в ужасные условия. Стачки, как единственное средство борьбы за улучшение своего положения, всеми мерами, в самой грубой форме преследуются Правительством в то время, как обратного свойства стачки, стачки капиталистов, локауты допускаются и поддерживаются, и выбрасывают безнаказанно десятки и сотни тысяч рабочих людей на улицу без куска хлеба. Финансовое положение страны очень и очень неуравновешенно. 10-миллиардный долг тяготеет над истощенной обедневшей страной. Платежи по этому долгу доходят почти до 400 000 000 р., и 2,5-миллиардный бюджет, которым бескон-трольно распоряжается правительство до сих пор, сводится им с дефицитом почти в 200 000 000 р. Таким образом, состояние страны мрачно, ужасно, и над этим хаосом носится творческий дух правительственной политики. Пусть, может быть, большинство Думы верует в творчество правительственной политики, но мы, представители народа, представители народных трудящихся масс, клеймим эту политику как разорительную, убийственную и кровавую. (Голоса: к порядку. Шум.) Пройдя в третью Думу не по воле закона, может быть, наперекор закону, но по неуклонной воле народа, фракция социал-демократов поставит своей задачей в Государственной Думе следующее: пусть попраны Основные Законы, пусть в доме народного представительства на тех местах, где должны быть представители трудящихся масс, сидят представители его эксплуататоров (голоса справа: что такое?), – отсюда, всегда, во всеуслышание страны мы будем вопиять об этом беззаконии и во имя восстановления прав народа будем требовать всенародного представительства на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, без различия вероисповедания, национальности и пола. (Рукоплескания слева. Голоса: требуйте.) Пусть думское большинство вместе с правительством занимается вопросами над успокоением страны и водворением порядка. (Возгласы справа: браво!) Пусть занимается разбором вопросов о том, как удовлетворить народные желания и нужды, мы будем следить за их деятельностью и разоблачать сущность их деятельности. (Голоса из центра:милости просим!) Пусть они называют себя народными начальниками, мы постараемся разоблачить и показать народу, что по поводу народного горя они льют крокодиловы слезы и, взявши в свои руки законодательную деятельность, поведут ее по линии прежней, по линии удовлетворения потребностей классов привилегированных, а не большинства трудящихся масс. (Голоса: время покажет.) Пусть Правительство, при поддержке большинства Думы, проводит свою прежнюю, разорительную, убийственную, кровавую политику, мы отсюда будем шаг за шагом следить за нею… (голоса: довольно! шум, звонок председателя) …и, пользуясь правом запросов, будем указывать на характер этой политики как на характер антинародный шаг за шагом, от закона к закону, от запроса к запросу, мы будем следить за деятельностью правительства и деятельностью большинства Государственной Думы, и ни на минуту мысль о народных интересах не оставит нас, и знамя борьбы за народное дело не дрогнет в наших руках. (Рукоплескания слева, шум и смех справа.) От имени фракции социал-демократов я прочту следующее заявление:
“Государственная Дума, перед которой выступает в настоящее время наша фракция, есть Дума 3 июня, т.е. Дума переворота, пытающегося поставить предел всему освободительному движению России. Россия стояла и продолжает стоять до сих пор перед задачей своего обновления, перед трудной работой коренного изменения всех распорядков своей общественно-политической жизни: переход земли из рук крепостников в пользование народных масс, полное раскрепощение личности и устранение административного произвола, демократизация местного самоуправления и суда и освобождение этих учреждений от административной опеки, действительная, не фиктивная, защита рабочего класса и свободы его организации и как венец, но в то же время и необходимая предпосылка всех этих реформ – уничтожение власти бюрократии и действительный переход этой власти в руки народного представительства.
Такую коренную ломку могло бы произвести только полновластное народное представительство, избранное на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. (Насмешливые возгласы, шиканье и свист справа.)
Ясно, что представительство первых двух Дум было бессильно решить эту задачу целиком, но оно вышло из недр освободительной борьбы, как уступка, отвоеванная народом у власти, как средство успокоить стихию народа, и поэтому, при всем несовершенстве закона 11 декабря, несмотря на разъяснительную практику Сената, оно все же было представительством народных, представительством широких масс населения России, и как таковое оно имело на своем знамени эти освободительные задачи.
Третья Государственная Дума есть Дума контрреволюции (голос справа: браво). Дума той власти, которая оправилась от нанесенного ей поражения, и с тем вместе Дума того привилегированного меньшинства, которое заинтересовано в том, чтобы обновления России не происходило. (Рукоплескания слева.)
Целые национальности лишены значительной части своих избирательных прав; широкие массы народа остались за бортом политического представительства. И поэтому своим лозунгом эта Дума имеет ликвидацию освободительного движения и своей очередной работой – политику более или менее откровенной реакции. (Шум.)
Председатель. Покорнейше прошу вас не высказываться в такой форме о Думе, в которой вы имеете честь участвовать.(Рукоплескания справа, голоса: браво.)
Покровский. Приступая к своей деятельности в третьей Государственной Думе, социал-демократическая фракция отчетливо сознает положения, сложившиеся для нее как для представительства пролетариата в результате совершившегося переворота. Конечно, социал-демократическая фракция в нужный момент не откажется от попыток использовать слагающиеся внутри Думы комбинации для того, чтобы вырвать что можно у думского большинства в интересах освободительного движения вообще и борющегося пролетариата в частности. Но она предвидит также, что ее деятельность будет проявляться главным образом в том, чтобы на практике думской работы во всем ее объеме и во всех ее проявлениях, отстаивая эти интересы, противополагать точку зрения социал-демократии точке зрения всех прочих партий, выдвигая в то же время общие интересы демократии. Неустанно принимая участие в этой думской работе, широко пользуясь своим правом запросов и внесения законопроектов, социал-демократическая фракция позаботится о том, чтобы в настоящие дни народного отлива ее голос звучал по всему пространству России, будя к сознательной жизни, к планомерной работе и борьбе.
Социал-демократическая фракция не скрывает от себя предстоящих ей трудностей на этом пути. Но она почерпает свою силу в сознании, что она часть огромного целого, что ее несет волна того движения, которое нельзя остановить на продолжительное время никакими полицейскими рогатками. (Рукоплескания слева.) Она сознает, что история возложила на нее почетную ответственность – быть непосредственной преемницей той фракции второй Государственной Думы, которую контрреволюция посадила на скамью подсудимых. С презрением отметая клеветы и нападки врагов, она будет идти к единой поставленной цели – к социализму через демократический строй, как российский отряд великой международной армии социалистического пролетариата.(Рукоплескания сле-ва.)
Дмовский (г. Варшава). Господа члены Государственной Думы. Г. Председатель Совета Министров указал, что условия законодательной работы не остались без изменения. Я думаю, что констатирование этого факта очень важно, что оно должно служить исходным пунктом для обсуждения законопроектов правительства и декларации г. Председателя Совета Министров. Действительно, условия не остались без изменений. Первая и вторая Государственные Думы собирались в бурное время, во время великих лозунгов, великих требований, требований, которых нельзя было сейчас же осуществить и таких, которых осуществить никогда нельзя. (Из центра и справа возгласы: браво. Звонок председателя.) Они собирались во время революционного движения, проявляющегося в насильственных актах. Теперь страна более или менее успокоилась; нельзя сказать, чтобы она была успокоена вполне, но все-таки, с одной стороны, строгие меры правительства, с другой – переутомление революционных деятелей и, наконец, в известной степени, как это сказал г. Председатель Совета Министров, вырождение части революционного движения – кажется, употреблено слово в “разбойничество” – все это действительно переменяет условия законодательной работы. Я того мнения, что эта перемена условий законодательной работы возлагает на третью Государственную Думу и на правительство, во время ее созыва, огромную ответственность, гораздо большую, чем та, которая лежала на первой и второй Государственных Думах.(Голоса: верно! Правильно!) Я думаю, что та программа, которую себе поставила Государственная Дума в адресе Государю Императору, именно выражающаяся в пунктах успокоить страну, упрочить обновленный государственный строй и т.д., – что эта программа теперь должна быть понята глубоко, что нужно Государственной Думе иметь план законодательной деятельности, которая бы действительно вела к осуществлению этих целей. Я не могу согласиться с оптимизмом члена Государственной Думы Маркова 2-го, который сказал, что если бы только половина тех намерений правительства, о которых мы извещены, осуществилась, то Россия стала бы сильной, могущественной державой. Я не могу разделять этого оптимизма, господа, потому, что я вижу источник тех бедствий, которые постигли государство, не в настоящем времени и не в том, что было 2 или 3 года тому назад. У людей, особенно в политике, коротка память. Мы забываем, что то, что произошло во время русско-японской войны, все это ведь были более сильные проявления фактов, которые существовали прежде и которые мы давно видели в государственной жизни. Ведь нельзя сказать, чтобы революционное движение началось во время русско-японской войны, ведь у него история десятков лет; нельзя сказать, что известное расстройство в организации правительства явилось только в 1905 г., во время вспышки революции, как одни говорят, бунта, как говорят другие, народного недовольства, как говорят третьи. Ведь это известное расстройство мы видели именно в последние годы перед японской войной; мы ведь видели попытки со стороны правительства войти на какой-то новый путь, попытки, я не скажу, чтобы даже вполне обдуманные, потому что они начинались с предприятий и проектов, которые после шли, как говорят, под сукно. Я припомню только земледельческие комитеты гр. Витте, я припомню пример не столь важный, пример зубатовской системы организации рабочих и ее конец и т.п. Ведь все это было, господа, перед войной. Я думаю, что если бы у нас было время разобрать детально все то, что случилось во время войны, разобрать все те бедствия, все те недостатки государственной жизни, которые проявились в столь сильных, карикатурных размерах, и взглянуть хорошо на прошлое, мы бы все это в прошлом нашли. Искать источники зла следует глубже, в самом устройстве государственной жизни, в самом направлении развития русской государственности. Я думаю, господа, что есть одна черта развития русской государственности, которая здесь составляет, так сказать, исходный пункт для всего зла, которое мы видим в государственной жизни, а именно что вся государственная деятельность, а если не вся, то большая часть ее, не была приспособлена к внутреннему развитию государства, к развитию благосостояния, культуры, политических способностей народа, а к внешней политике, к внешней политике с точки зрения русской Империи, значит, вне государства, и к внешней политике с точки зрения великорусской национальности по отношению к окраинам. Приспособление правительственной организации и всей политической системы к этим целям вело к двум результатам: один результат – было культурное разорение окраин, разорение нерусских областей, входящих в состав русского государства. Вы мне, может быть, господа, скажете, что это неправда, что не было культурного разорения. Я вам укажу такой маленький факт, как тот, что в г. Варшаве в 1828 г. было больше училищ сравнительно с численностью населения, чем в 1900 г., господа, XIX столетие – это столетие самого великого культурного процесса во всей Европе! Если край, лежащий почти в центре Европы, остановлен совершенно в развитии в такую эпоху, то я это называю, господа, культурным разорением. Так вот я говорю: первый результат – это культурное разорение окраин, второй результат – это пассивность центра, этого национального великорусского центра, не только в культурном, но и во всяком, и в экономическом отношении. Я думаю, господа, что, если бы эта система продолжалась, она непременно должна была бы привести государство к катастрофе. Если бы не было русско-японской войны, положим, катастрофа могла бы прийти и позже; но чем позже бы она пришла, тем бы она была страшнее, правительство, идя этой системой в своей политике, во многих пунктах приближалось к безвыходному положению. Все эти вопросы, которые явились здесь в законодательном собрании, в первой и второй Думе, на очереди дня, все эти вопросы существовали ведь и прежде. Если явился аграрный вопрос в таком опасном виде, в каком большинство из вас, господа, его видит, то ведь этот аграрный вопрос не родился в это бурное время. Ведь голод в России, именно в великорусских губерниях, не новость, ведь это история десятков лет. Государство не могло заняться устройством крестьянской жизни, социальным и правовым устройством крестьян, не могло заняться устройством земельного дела вовремя, потому что никогда Правительство, работающее без помощи общества, в столь огромном государстве, при столь великих государственных задачах и направляющее все свои взоры вне страны, не способно сделать это. Оно должно забывать обо всем, о том, что составляло основу благоденствия русского народа, именно этого великорусского народа, который составляет центр государства. Окраинный вопрос ведь тоже не явился, господа, во время революции. Положение на окраинах в последние времена все обострялось. Я припомню вам, господа, предложенный Государю Императору в 1897 году меморандум кн. Имеретинского, варшавского генерал-губернатора, который показывает, что недовольствие в стране все растет и что то крестьянское население, на которое правительство старалось опираться в своей системе, все более и более является врагом власти. Это, господа, один из важнейших моментов обострения того, что называют окраинным вопросом. Система такой политики требует громадных средств и во внешних предприятиях, и во внутренних предприятиях на окраинах. Эта система поглощает огромные средства непродуктивным образом, потому что деньги употребляются не на поднятие культурных и производительных сил населения, а на уничтожение его известных культурных особенностей. Это самое непроизводительное употребление государственных денег, и потому неизбежен был такой результат, что государственные расходы росли непропорционально государственным доходам и что государственный бюджет опирался на все менее и менее здоровые основы. Ведь это, господа, кажется, угрожает и в будущем, если направление государственной политики не переменится основательно. Расширение объема государственных задач, которые в таком государстве, как Россия, может быть, принадлежат к самым сложным, требует непременного участия общественных сил в государственной работе. Это аксиома, которую, я думаю, здесь, в этом собрании, доказывать нельзя; это мы найдем в каждом элементарном учебнике государственного права. Увеличение пространства государства и разнородность его состава тем более делают невозможным бюрократическое и централистическое управление этим государством. Россия, господа, имела очень благоприятные условия территориального развития. Со времен Петра Великого она разрасталась за счет своих слабых соседей. Ведь все это были слабые или разлагающиеся или пассивные государства. И мое отечество – Польша, и Турция, и Персия, и Китай – все это ведь не были серьезные враги, для которых нужна государственная мощь, такая мощь, какая нужна теперь русскому государству, когда его интересы сталкиваются в Азии с обновленной Японией или с Англией, когда в Европе ее соседом является одно из самых сильных теперь государств мира. Я думаю, господа, что государство в настоящее время, если оно желает вернуться к своей мощи, если оно желает быть великим фактором международной политики, ему непременно нужно иметь очень сильную здоровую основу внутри страны. Эту здоровую основу государству не даст централистическая, бюрократическая система управления. Это, господа, я повторяю, аксиома; этому много примеров в истории европейских государств. Г. Председатель Совета Министров указал нам на то, что правительству теперь ясная программа необходима. Я думаю, что она правительству действительно необходима и что она необходима Государственной Думе. Но в той декларации, которую мы здесь выслушали, я, господа, не вижу этой ясности. Г. Председатель Совета Министров сказал и о школе, и об устройстве судебного дела, и о стремлении к благосостоянию земледельческого населения, и об организации самоуправления; упомянул даже об окраинах; но из слов его не видно, пойдет ли все это более или менее по тому пути, по которому шло до сих пор, что будут ли все эти органы, которые пригласит правительство к работе, только вспомогательными средствами для чисто бюрократического управления страной или действительно государственная система будет обновлена по направлению к действительно широкому самоуправлению, к приглашению общественных сил, чтобы они пополнили те пробелы государственной жизни, которых бюрократия исполнить не способна. Я думаю, господа, что самое важное в русской государственной жизни – это не то, что мы формально сделаем, что самое важное – это дух государственной жизни, это направление, по которому пойдет государственная работа. Если она предназначена к обновлению государственного строя, к тому, чтобы дать действительно жизненные силы государству и возвратить ему могущество, то непременно этот дух должен быть такой, чтобы призвать общественные силы к работе, и призвать их на всем пространстве государства, чтобы перенести центр тяжести многих дел, которые теперь решаются здесь, в центре – в Петербурге, на места, потому что там только они могут быть разрешаемы как следует, с пользою для населения. Я, господа, тем более не могу допускать того, что я бы желал видеть, – именно той перемены духа государственной жизни, той перемены направления в развитии государства извне – внутрь, потому, между прочим, что я здесь представляю край, который теперь поставлен в особое положение. Я не говорю о том только, что он живет теперь на военном положении, но о том, что мы здесь, представители Царства Польского, являемся представителями каждый почти от одного миллиона населения. Значит, у гражданина этого государства в Царстве Польском в четверть менее избирательных прав, чем в остальной части Империи. Господа! Я не касаюсь существа избирательной реформы в Империи – в Царстве Польском собственно реформа не коснулась избирательного права, она только обрезала число депутатов с 36 на 12. Эта перемена свидетельствует именно о том, что правительство не намерено пойти по новому пути, что оно намерено вести по отношению к окраинам ту же самую политику, которая велась до сих пор, и что жители этих окраин, как жители Царства Польского, будут считаться второстепенными гражданами этого государства. (Голос справа: конечно!) Господа, быть может, многим это понравится, – я уже слышал здесь слово “конечно” (голос: вполне справедливо), я не намерен никого убеждать, я только здесь заявляю от имени того края, который я представляю, что польский народ никогда не примирится с положением граждан второй степени в этом государстве и никогда не способен будет примириться с государством, в котором ему предназначается такое место.(Голос слева: браво!) Я заявляю, что Польское Коло не видит в декларации г. Председателя Совета Министров того, что бы давало надежду на действительное обновление государственного строя и особенно на реформы в том направлении, которое нужно населению нашего края. Ввиду этого мы предлагаем формулу простого перехода к очередным делам. (Рукоплескания слева, шиканье спра-ва.)
Маклаков (г. Москва). Правительство хочет совместной работы с Думой и прочло нам свою декларацию. Нам, конечно, важно знать мнение и программу правительства, важно потому, что, действительно, без совместной работы, без понимания друг друга никакое преуспеяние России вперед не пойдет. Но, господа, если нам важно знать мнение правительства, то ведь у Государственной Думы тоже есть свое мнение, которое она черпает не по указанию свыше, а из собственного опыта, из собственной совести, из собственного понимания. И это мнение мы уже высказали, и высказали его в том документе, в котором по важности мы взвешивали каждое слово, – в обращении нашем к Государю Императору. В этом обращении большинство Государственной Думы сказало, что оно видит цель законодательных работ, видит средство успокоить Россию, внести туда мир и благосостояние – в полном осуществлении Манифеста 17 октября (рукоплескания слева), в укреплении начал, высказанных в этом манифесте, во всем манифесте, т.е. в укреплении в России нового государственного порядка – конституционного строя, и в водворении права и законности (слева рукоплескания; справа – шум). И большинство Государственной Думы сказало об этом праве и законности как основе общественной и государственной жизни, хорошо зная все то, что мы пережили. Мы знаем, господа, и было бы странно закрывать на это глаза, что водворение нового порядка всегда идет болезненно, всегда сопровождается великими потрясениями и великими бедами. Мы знаем, и это не только наше наблюдение, это закон, наукой установленный, что всякое дурное правительство, как говорил когда-то знаменитый историк Токвиль в своей книге, которая и сейчас имеет характер злободневный, – что всякое дурное правительство переживает самый опасный момент тогда, когда оно начнет исправляться. И вот этот закон, жестокий закон, на себе испытало наше правительство, когда око стало на широкий и здоровый путь возрождения России Манифестом 17 октября. И мы малодушно и маловерно не отказались из-за этого от признания этого пути правильным. Мы считали, что им нужно идти до конца, и мы видим, что мы не ошиблись. Мы видим, что после всех тех потрясений, которые переживала Россия, мы все-таки вступили в период успокоения. Мы можем здесь сейчас сказать, что революция, пароксизм революции, действительно кончился, но зато время реформ наступило (возгласы в центре: браво), и реформ теперь откладывать нельзя; тот, кто не проведет их сейчас, тот будет виноват перед историей за то, если он этим вновь вызовет, к несчастьям и беде нашим, подобный же пароксизм революции. И вот, господа, то, что думали мы тогда, когда говорили в нашем адресе Государю о необходимости укрепления начал манифеста и о нашей готовности пожертвовать этому все наше время, все наши силы, все наше понимание. И вот я спрашиваю себя: на этой ли позиции стоит министерство, которое выступило со своей декларацией? И, господа, я, который пришел сюда не кидать кому-нибудь палку в колеса, я, который бы хотел не мешать, а помогать тем, кто служит России, я, который буду приветствовать своих политических противников, если они когда-нибудь сделают то благо, которое наши руки сделать не сумели, – я скажу, что я вхожу на эту трибуну заявить о глубокой скорби, о глубокой печали, с которой я прослушал министерскую декларацию. Ибо, действительно, времена переменились; мы слышим теперь не то, что мы слышали в прошлом году, но вместо того, чтобы слышать теперь радостное заявление: “Да, революционный пароксизм нас более не пугает, как он мог бы испугать нас в прошлом году, и мы вместе с вами проведем все то, что два года назад обещали”, – вместо этого я слышал другое. Ведь первое слово этой декларации, первое, на что здесь обращено внимание, о чем здесь нам сочли нужным сказать, – это о том, что никакой остановки в борьбе с революционным движением не будет (голоса: верно). И не потому, господа, чтобы я хотел, чтобы правительство слагало оружие перед революцией, не потому эти слова произвели на меня впечатление чего-то знакомого и чего-то печального, но потому, что – будемте искренни – это заявление, что призрак революции мешает реформам, что нужно сначала уничтожить крамолу, чтобы потом что-нибудь сделать, это ведь та отговорка, тот аргумент, благодаря которому мы в течение 25 лет не сделали ни шага вперед. Я в этом слышу старые знакомые звуки и был бы очень рад, если бы мне это теперь опровергнули. Нам говорят, что необходимо противополагать насилию силу. Да, господа, сила правительства вещь необходимая, но эта сила успешна только тогда, когда станет на твердую правовую почву, когда апология силы будет не потому только, что она сила, а потому, что с ней совпадает и право. Ведь силы у нашего правительства так много, как ни у одного из правительств в мире; когда после 1881 г. было подавлено то, что могло его пугать, и оно все же ничего не могло сделать, ничего не решалось сделать, боясь все того же призрака революции; вместо того, чтобы создать те нормальные условия жизни, которые могли бы успокоить всю нашу жизнь, создать ту правовую атмосферу, на которой она бы держалась, словом, вместо этого создавались лишь исключительные орудия и органы силы, изгонялись суды из этой сферы, которая им принадлежит, создавались в лице охранного отделения источники и очаги беззакония, а все нормальные условия жизни упразднялись введением исключительных положений, которые живут и поднесь. И вот нынче я не слышу от правительства обещания, что исключительных мер, этих временных мер, больше не будет и что то, что обещано манифестом – неприкосновенность личности и свободы, – будет им установлено. Нам говорилось об этом в прошлом году, теперь же я больше этого слова не слышу, но зато слышу другое, что неприкосновенность личности может быть проведена только тогда, когда мы примем местный суд, т.е. когда совершатся какие-то другие условия, в зависимость от этого поставлено проведение этого условного закона. И я скажу правительству: вы выступили здесь не с сознанием того, что проведением правового строя вы боретесь с революцией, вы выступили с апологией ваших прежних средств борьбы исключительно силою, вы выступили как люди, не верящие в силу права, и это то, что заставляет меня огорчаться. Успешно пользуется правом тот, кто ему верит, служить ему может лишь тот, кто его любит, и тот, кто верит ему. Не будем говорить о том, что силой и только силой можно уничтожить крамолу. И этот старый испытанный в своей негодности путь объясняется вашим взглядом на эту крамолу. Я большой противник той крамолы, которая принесла нам, хотевшим возрождения России, много разочарований. Но будемте справедливы: ведь не несколько злоумышленников ее создали и в Россию ввели. Вы не верите нам; но вот вам консервативный человек большого ума – Бисмарк, который сказал слова, которые не следовало бы и нам забывать, что сила революционного движения, сила революционного учения совсем не в крайних идеях их вожаков, а в той доле умеренных требований, которые своевременно не были удовлетворены. И эти умеренные требования – это те, которые указаны в манифесте, и их нужно, их пора удовлетворить. И когда вы это сделаете, то не понадобится этой силы, на которую одну вы надеетесь. И вот недоверие к законности, к общему порядку – это первое, что пугает меня в декларации.
И это недоверие к праву вы проявляете не только тогда, когда встречаетесь с революционным насилием. Председатель Совета Министров сказал о своей надежде, что не придется временно приостанавливать судейскую несменяемость. Если ее не придется приостанавливать, зачем об этом было и говорить? Не видите ли вы здесь предупреждения или даже угрозы, что может совершиться и это? И я спрошу вас, разве можно так говорить о тех, которые блюдут и охраняют закон, о судьях? Разве не ясно для вас, что законности не будет, покуда не будет уважаемого и пользующегося общим доверием суда? Я не принадлежу к числу тех, которые нападают на суд, я полон глубокого уважения к их деятелям, но знаю, что в деятельности суда есть одно роковое препятствие, которое заставляет их делать ошибки, за которые мы их упрекаем; это их недостаточная независимость. Если вы сами будете соблюдать законность, если дадите средства обеспечить ее и тогда, когда нарушают закон люди, вами облеченные властью, тогда будет и уважение к суду. Этим судьям нужно не грозить приостановкой их несменяемости (увы, ведь эта несменяемость уж не так велика), нужно грозить им не этим, а нужно сказать судьям, как сказать всем и каждому, что после 17 октября в России есть нечто, стоящее вне спора, нечто, стоящее вне потрясений, вне нарушения, – и это закон. Всякий, кто служит закону, тот пользуется и уважением. У администрации есть свои права, есть свои задачи, у правительства есть свои пути, которые не всегда совпадают с законностью, но у суда есть только одна задача, есть только одна цель, есть одна обязанность охранять этот закон от всякого посягательства. И какое противоречие! Нам начали с того, что говорят, что революционное движение превратилось в простое хулиганство, в простые разбои, в простое насилие. Тогда при чем приостановка судейской несменяемости? Или вы подозреваете судей в потворстве, соучастии или желании помогать насилию и разбою? Нет, господа, не в этом дело, не в этом разгадка. Причина этой угрозы в третьем упоминании, огорчившем меня, в упоминании Председателя Совета Министров о том, что необходимо, чтобы во всем строе государственной лестницы, среди всех государственных деятелей, людей, служащих правительству, не было политических партий, не было места политической деятельности. Я здесь снова услышал то слово, которое слишком знакомо. Здесь заговорили о беспартийности. К несчастью, мы знаем, что и этим словом – беспартийность – обыкновенно прикрывают самую тенденциозную партийность, только определенной окраски. Беспартийность на нашем языке -своеобразное слово; оно напоминает, что есть партии и партии. Одним все дозволено, другим все запрещено. (Шум. Звонок председателя.) Во имя беспартийности, как и во имя свободы совести и религии, покрывалось у нас самое явное и самое беззастенчивое насилие. И то, что сказано нам про беспартийных чиновников, – это только объявление о том, что, несмотря на свободу, возвещенную нам манифестом, отныне открывается новое преследование политических мнений. Я не хочу больше критиковать отдельных пунктов декларации Председателя Совета Министров. Это мы сделаем тогда, когда мы будем обсуждать законы. Я был бы очень рад, если бы нам сейчас сказали: ваши страхи напрасны, в этом виновата, может быть, ваша предвзятость, может быть, недостаточная внимательность к тому, что мы прочитали, или неясность самой декларации. Все осталось по-прежнему, и задача правительства, главная и основная, в которой оно сходится с Думой, – это полностью и до конца осуществить все, что обещано в манифесте; осуществить правовой строй с подобающим уважением к прерогативам Государственной Думы; осуществить все свободы, о которых там говорится, осуществить постепенно демократизацию представительства. Словом, до конца сделать все то, что логически вытекает из манифеста. Если нам скажут так, то разница между нами будет только в деталях, мы стоим на одной почве, а в деталях мы сговоримся. И тогда мы будем приветствовать тех, которые это сделают. Но никакой солидарности не может быть между теми, кто хочет служить манифесту 17 октября, и теми, кто хочет его ликвидировать. (Рукоплескания слева.)
Председатель Совета Министров (П.А. Столыпин). Господа члены Государственной Думы! Слушая раздававшиеся тут нарекания и обвинения против правительства, я спрашивал себя, должен ли я, глава правительства, идти по пути словесного спора, словесного поединка и давать только пищу новым речам в то время, как страна с напряженным вниманием и вымученным нетерпением ждет от нас серой повседневной работы, скрытый блеск которой может обнаружиться только со временем. И конечно, не для пустого спора, не из боязни того, что правительство назовут безответным, так же как понапрасну называли его в прошлой Думе “безответственным”, выступаю я с разъяснением, но для того, чтобы повторно и сугубо выяснить, в чем именно правительство будет черпать руководящие начала своей деятельности, куда оно идет и куда ведет страну. Только то правительство имеет право на существование, которое обладает зрелой государственной мыслью и твердой государственной волей. Мысль правительства, определенно выраженная в прочитанном мною заявлении от имени правительства, несомненно, затемнена последующими речами, вследствие этого я и попросил слова. Я обойду мимо те попреки, которые тут раздавались слева относительно акта 3 июня. Не мне, конечно, защищать право Государя спасать в минуты опасности вверенную Ему Богом державу (рукоплескания в центре и справа). Я не буду отвечать и на то обвинение, что мы живем в какой-то восточной деспотии. Мне кажется, что я уже ясно от имени правительства указал, что строй, в котором мы живем, – это строй представительный, дарованный Самодержавным Монархом и, следовательно, обязательный для всех Его верноподданных (рукоплескания в центре и справа). Но я не могу, господа, не остановиться на нареканиях третьего характера, на обвинениях в том, что правительство стремится создать в России какое-то полицейское благополучие, что оно стремится сжать весь народ в тисках какого-то произвола и насилия. Это не так. Относительно того, что говорилось тут представителем Царства Польского, я скажу впоследствии. Покуда же скажу несколько слов о двух упреках, слышанных мною от последнего оратора: о том, что говорилось тут о судебной несменяемости, и о том, что я слышал о политической деятельности служащих. То, что сказано было относительно несменяемости судей, принято было тут за угрозу. Мне кажется, такого характера этому придавать нельзя. Мне кажется, что для всех прибывших сюда со всех сторон России ясно, что при теперешнем кризисе, который переживает Россия, судебный аппарат, иногда аппарат слишком тяжеловесный для того, чтобы вести ту борьбу, которая имеет, несомненно, и политический характер. Вспомните политические убийства, которые так красноречиво были описаны тут г. Розановым, нарисовавшим нам картину убийства всех свидетелей до последнего, до шестилетней девочки включительно, для того, чтобы у суда не было никакого элемента для вынесения обвинительного приговора. Нечего говорить о том, что суд действительно может находиться и сам под влиянием угроз и при политическом хаосе, гипнозе, он может иногда действовать и несвободно. Не с угрозой, господа, не с угрозой мы шли сюда, а с открытым забралом заявили, что в тех случаях, когда на местах стоят люди недостаточно твердые, когда дело идет о спасении родины, тогда приходится прибегать к таким мерам, которые не входят в обиход жизни нормальной. Я упомянул тогда об одной из передовых стран – страна эта Франция, – где несменяемость судей была временно приостановлена – этому нас учит история, ведь это факт. Тут говорили о политической деятельности служащих, говорили о том, что нужна беспартийность, что нельзя вносить партийность в эту деятельность. Я скажу, что правительство, сильное правительство должно на местах иметь исполнителей испытанных, которые являются его руками, его ушами, его глазами. И никогда ни одно правительство не совершит ни одной работы, не только репрессивной, но и созидательной, если не будет иметь в своих руках совершенный аппарат исполнительной власти. Затем перейду к дальнейшему. Нас тут упрекали в том, что правительство желает в настоящее время обратить всю свою деятельность исключительно на репрессии, что оно не желает заняться работой созидательной, что оно не желает подложить фундамент права – то правовое основание, в котором, несомненно, нуждается в моменты созидания каждое государство и тем более в настоящую историческую минуту Россия. Мне кажется, что мысль правительства иная. правительство, наряду с подавлением революции, задалось задачей поднять население до возможности на деле, в действительности воспользоваться дарованными ему благами. Пока крестьянин беден, пока он не обладает личной земельной собственностью, пока он находится насильно в тисках общины, он останется рабом, и никакой писаный закон не даст ему блага гражданской свободы. (Рукоплескания в центре и справа.) Для того чтобы воспользоваться этими благами, ведь нужна известная, хотя бы самая малая доля состоятельности. Мне, господа, вспомнились слова нашего великого писателя Достоевского, что “деньги – это чеканенная свобода”. Поэтому правительство не могло не идти навстречу, не могло не дать удовлетворения тому врожденному у каждого человека, поэтому и у нашего крестьянина, чувству личной собственности, столь же естественному, как чувство голода, как влечение к продолжению рода, как всякое другое природное свойство человека. Вот почему раньше всего и прежде всего правительство облегчает крестьянам переустройство их хозяйственного быта и улучшение его и желает из совокупности надельных земель и земель, приобретенных в правительственный фонд, создать источник личной собственности. Мелкий земельный собственник, несомненно, явится ядром будущей мелкой земельной единицы; он, трудолюбивый, обладающий чувством собственного достоинства, внесет в деревню и культуру, и просвещение, и достаток.
Вот тогда, тогда только писаная свобода превратится и претворится в свободу настоящую, которая, конечно, слагается из гражданских вольностей и чувства государственности и патриотизма. (Рукоплескания в центре и справа. Возгласы:браво!) При этих условиях будет иметь успех идея местного суда, будет иметь успех и идея суда административного, который необходим как основа всякого успеха в местном управлении. Тут говорилось о децентрализации. Представитель Царства Польского говорил о необходимости для правительства особенно в теперешнюю минуту черпать силу не в бюрократической централизации, а в том, что бы привлечь местные силы к самоуправлению с тем, чтобы они заполнили тот пробел, который неизбежно скажется у центральной власти, опирающейся только на бюрократию. Прежде всего скажу, что против этого правительство возражать не будет, но должен заявить, что та сила самоуправления, на которую будет опираться правительство, должна быть всегда силой национальной.(Рукоплескания в центре и справа,) Нам говорилось о том, что в 1828 г. в Царстве Польском пропорционально было больше школ, чем в 1900 г. Я на это отвечу следующее: теперь может быть не только мало школ, но там нет даже высшего учебного заведения, и высшего учебного заведения там нет потому, что те граждане, которые только что назвали себя гражданами “второго разряда”, не хотят пользоваться в высшей школе общегосударственным русским языком. (Бурные рукоплескания в центре и справ. Возгласы: браво!) Вот сплотитесь общенациональным цементом и тогда, господа, требуйте от нас децентрализации. (Бурные рукоплескания в центре и справа.) Децентрализация может идти только от избытка сил. Могущественная Англия, конечно, дает всем составным частям своего государства весьма широкие права, но это от избытка сил; если же этой децентрализации требуют от нас в минуту слабости, когда ее хотят вырвать, и вырвать вместе с такими корнями, которые должны связывать всю империю, вместе с теми нитями, которые должны скрепить центр с окраинами, тогда, конечно, правительство ответит: нет! (Бурные рукоплескания в центре и справа.) Станьте сначала на нашу точку зрения, признайте, что высшее благо – это быть русским гражданином, носите это звание так же высоко, как носили его когда-то римские граждане, тогда вы сами назовете себя гражданами первого разряда и получите все права! (Рукоплескания в центре и справа.) Я хочу еще сказать, что все те реформы, все то, что только что правительство предложило вашему вниманию, ведь это не сочинено, мы ничего насильственно, механически не хотим внедрять в народное самосознание, все это глубоко национально. Как в России до Петра Великого, так и в послепетровской России местные силы всегда несли служебные государственные повинности. Ведь сословия и те никогда не брали примера с запада, не боролись с центральной властью, а всегда служили ее целям. Поэтому наши реформы, чтобы быть жизненными, должны черпать свою силу в этих русских национальных началах. Каковы они? В развитии земщины, в развитии, конечно, самоуправления, передаче ему части государственных обязанностей, государственного тягла и в создании на низах крепких людей земли, которые были бы связаны с государственной властью. Вот наш идеал местного самоуправления, так же как наш идеал наверху – это развитие дарованного Государем стране законодательного, нового представительного строя, который должен придать новую силу и новый блеск Царской Верховной Власти. Ведь Верховная Власть является хранительницей идеи русского государства, она олицетворяет собой ее силу и цельность, и если быть России, то лишь при усилии всех сынов ее охранять, оберегать эту Власть, сковавшую Россию и оберегающую ее от распада. Самодержавие Московских Царей не походит на самодержавие Петра, точно так же как и самодержавие Петра не походит на самодержавие Екатерины II и Царя-Освободителя. Ведь русское государство росло, развивалось из своих собственных русских корней, и вместе с ним, конечно, видоизменялась и развивалась и Верховная Царская Власть. Нельзя к нашим русским корням, к нашему русскому стволу прикреплять какой-то чужой, чужестранный цветок. (Бурные рукоплескания в центре и справа.) Пусть расцветет наш родной русский цвет, пусть он расцветет и развернется под влиянием взаимодействия Верховной Власти и дарованного Ею нового представительного строя. Вот, господа, зрело обдуманная правительственная мысль, которой воодушевлено правительство. Но чтобы осуществить мысль, несомненно, нужна воля. Эту волю, господа, вы, конечно, найдете всецело в правительстве. Но этого недостаточно, недостаточно для того, чтобы упрочить новое государственное устройство. Для этого нужна другая воля, нужно усилие и с другой стороны. Их ждет Государь, их ждет страна. Дайте же ваш порыв, дайте вашу волю в сторону государственного строительства, не брезгуйте черной работой вместе с правительством. (Возгласы: браво и рукоплескания в центре и справа.) Я буду просить позволения не отвечать на другие, слышанные тут попреки. Мне представляется, что, когда путник направляет свой путь по звездам, он не должен отвлекаться встречными попутными огнями. Поэтому я старался изложить только сущность, существо действий правительства и его намерений. Я думаю, что, превращая Думу в древний цирк, в зрелище для толпы, которая жаждет видеть борцов, ищущих в свою очередь соперников для того, чтобы доказать их ничтожество и бессилие, я думаю, что я совершил бы ошибку. Правительство должно избегать лишних слов, но есть слова, выражающие чувства, от которых в течение столетий усиленно бились сердца русских людей. Эти чувства, эти слова должны быть запечатлены в мыслях и отражаться в делах правителей. Слова эти: неуклонная приверженность к русским историческим началам (рукоплескания в центре и справа) в противовес беспочвенному социализму. Это желание, это страстное желание обновить, просветить и возвеличить родину в противность тем людям, которые хотят ее распада, это, наконец, преданность не на жизнь, а на смерть Царю, олицетворяющему Россию. Вот, господа, все, что я хотел сказать. Сказал, что думал и как умел. (Бурные рукоплескания в центре и справа.)
