Главная / Революция 1905-го года / Провокация “Кровавое воскресенье” – начало “первой русской революции”

Провокация “Кровавое воскресенье” – начало “первой русской революции”

krovavoe-voskresenje01«Кровавое воскресенье» 9 января 1905 г. было спланированной провокацией и стало началом «первой русской революции», на разжигание которой, пользуясь русско-японской войной, міровая закулиса бросила огромные деньги.

Организатор «мирного шествия» 9 января бывший священник (запрещенный в служении, а затем и лишенный сана) Гапон был связан и с охранным отделением (якобы для удержания требований рабочих в законопослушном русле) и с социалистами-революционерами (через некоего Пинхаса Рутенберга), то есть играл двойную роль. Призвав рабочих на мирную демонстрацию к Зимнему дворцу с петицией к Государю Николаю II, провокаторы готовили совсем не мирное столкновение с пролитием крови. Рабочим объявили о Крестном ходе, который, действительно, начался с молебна о здравии Царской Семьи. Однако в текст петиции без ведома рабочих были внесены требования прекращения войны с Японией, созыва Учредительного собрания, отделения Церкви от государства и «клятвы Царя перед народом» (!).

Накануне вечером, 8 января, Государь ознакомился с содержанием гапоновской петиции, фактически — революционного ультиматума с неосуществимыми экономическими и политическими требованиями (отмена налогов, освобождение всех осужденных террористов), и принял решение проигнорировать его как недопустимый по отношению к государственной власти. При этом министр внутренних дел князь П.Д. Святополк-Мирский успокоил Царя, заверив, что, по его данным, ничего опасного и серьезного не предвидится. Поэтому Царь не счел нужным приезжать из Царского Села столицу.

Гапон же прекрасно понимал, что готовит провокацию. Он заявил накануне на митинге: «Если… не пропустят, то мы силой прорвемся. Если войска будут в нас стрелять, мы будем обороняться. Часть войск перейдет на нашу сторону, и тогда мы устроим революцию. Устроим баррикады, разгромим оружейные магазины, разобьем тюрьму, займем телеграф и телефон. Эсеры обещали бомбы… и наша возьмет» (отчет о демонстрации в «Искре» № 86)…

Уже после достигнутого кровопролития Гапон откровенничал в своих воспоминаниях: «Я подумал, что хорошо было бы придать всей демонстрации религиозный характер, и немедленно послал нескольких рабочих в ближайшую церковь за хоругвями и образами, но там отказались дать нам их. Тогда я послал 100 человек взять их силой, и через несколько минут они принесли их. Затем я приказал принести из нашего отделения царский портрет, чтобы этим подчеркнуть миролюбивый и пристойный характер нашей процессии. Толпа выросла до громадных размеров… «Прямо идти к Нарвской заставе или окольными путями?» — спросили меня. «Прямо к заставе, мужайтесь, или смерть или свобода», — крикнул я. В ответ раздалось громовое «ура». Процессия двигалась под мощное пение «Спаси, Господи, люди Твоя», причем когда доходило до слов «Императору нашему Николаю Александровичу», то представители социалистических партий неизменно заменяли их словами «спаси Георгия Аполлоновича», а другие повторяли «смерть или свобода». Процессия шла сплошной массой. Впереди меня шли мои два телохранителя… По сторонам толпы бежали дети…, когда процессия двинулась, полиция не только не препятствовала нам, но сама без шапок шла вместе с нами… Два полицейских офицера, также без шапок, шли впереди нас, расчищая дорогу и направляя в сторону встречавшиеся экипажи». Шествие шло к центру города несколькими колоннами с разных сторон, их общая численность достигала 200 тысяч человек.

В это же время в городе распространялись подстрекательские листовки, затем были повалены телефонные столбы и построены баррикады в нескольких местах, разгромлены две оружейных лавки и полицейский участок, предприняты попытки захватить тюрьму и телеграф. В ходе шествия были сделаны провокационные выстрелы в полицию из толпы. Войска, совершенно не подготовленные к противодействию таким массовым выступлениям городского населения, оказались вынужденными противостоять напору толп с разных сторон города и принимать решения на месте.

Все это нужно учесть, чтобы понять страх тех, кто приказал стрелять в наседавшую толпу (по официальным полицейским сводкам, за 9 и 10 января погибло 96 человек и более 333 ранено; окончательные цифры — 130 погибших и 299 человек раненых, в том числе полицейские и военные; БСЭ дает ложную цифру из тогдашней революционной листовки: «более тысячи убитых и свыше двух тысяч раненых»). Еще до кровавых событий М. Горький выступил с речью на заседании Вольного Экономического общества, заявив: «Сегодня в России началась революция. Шаляпин дает на революцию 1000 рублей, Горький – 1500 рублей…». Однако план рухнул из-за того, что войска не перешли на сторону бунтовщиков. Кое-где и рабочие избивали агитаторов и устроителей баррикад с красными флагами: «Нам это ни к чему, это жиды воду мутят…».

Говоря о поспешном приказе испуганного начальства, приказавшего стрелять, следует также вспомнить, что атмосфера вокруг царского дворца была очень напряженной, ибо тремя днями ранее было совершено покушение на Государя. 6 января, во время крещенского водосвятия на Неве в Петропавловской крепости произвели салют, при котором одна из пушек выстрелила боевым зарядом в сторону Императора. Выстрел картечью пробил знамя Морского корпуса, поразил окна Зимнего дворца и тяжело ранил дежурившего жандармского пристава. Офицер, командовавший салютом, сразу же покончил с собой, поэтому причина выстрела осталась тайной. Сразу после этого Государь с семьей уехал в Царское Село, где находился до 11 января. Таким образом, Царь о происходящем в столице не знал, его не было в тот день в Петербурге, – однако вину за происшедшее революционеры и либералы приписали ему, называя с тех пор «Николаем Кровавым».

Между тем Государь, получив известие о происшедшем, записал в тот день в дневнике, несколько нарушив свой обычный сухой стиль конспекта текущих событий: «Тяжелый день! В СПб произошли серьезные безпорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!..».

Всем пострадавшим и семьям погибших по распоряжению Государя были выплачены пособия размером в полуторагодичный заработок квалифицированного рабочего. 18 января министр Святополк-Мирский был уволен в отставку. 19 января Царь принял депутацию рабочих от больших фабрик и заводов столицы, которые уже 14 января в обращении к митрополиту Петербургскому выразили полное раскаяние в происшедшем: «Лишь по своей темноте мы допустили, что некоторые чуждые нам лица выразили от нашего имени политические вожделения» и просили донести это покаяние до Государя.

Однако революционеры-провокаторы своего добились, теперь оставалось муссировать страсти. В ту же ночь, 9 января, Гапон (он бежал с шествия при первых же выстрелах) опубликовал призыв к бунту, который, из-за пролитой крови и главным образом из-за подстрекательства большей части печати, во многих местах России вызвал волнения, длившиеся более двух лет. В октябре вся страна была парализована забастовкой, в декабре в Москве большевики попытались устроить вооруженное восстание, вызвавшее много жертв…

В послании от 14 января Св. Синод дал провокации 9 января следующую оценку: «Всего прискорбнее, что происшедшие безпорядки вызваны подкупами со стороны врагов России и всякого порядка общественного. Значительные средства присланы ими, дабы произвести у нас междоусобицу, дабы отвлеченьем рабочих от труда помешать своевременной посылке на Дальний Восток морских и сухопутных сил, затруднить снабжение действующей армии и тем навлечь на Росиию неисчислимые бедствия…».

Имя провокатора «Попа Гапона» стало нарицательным, а судьба его была незавидна. Сразу после провокации он скрылся за границу, но к осени вернулся в Россию с покаянием и, обеляя себя, стал печатно разоблачать революционеров. Начальник петербургского охранного отделения А.В. Герасимов описывает в своих воспоминаниях, что Гапон рассказал ему о плане убить Царя при выходе его к народу. Гапон ответил: «Да, это верно. Было бы ужасно, если бы этот план осуществился. Я узнал о нем гораздо позже. Это был не мой план, но Рутенберга… Господь его спас…».

28 марта 1906 г. Гапон был по решению ЦК партии эсеров казнён все тем же Рутенбергом в поселке Озерки. «Мавр сделал свое дело…» – и был убран для сокрытия следов провокации. Как сообщает еврейский источник, Рутенберг после этого «прошел в Италии в 1915 г. обряд возвращения в иудаизм с полагающимся ему бичеванием, сблизился с Жаботинским, затем с Вейцманом и Бен-Гурионом, участвовал в попытке организации Еврейского легиона… В 1922 г. навсегда переселился в Палестину».