Николай II Последний русский император
Пока что лишь часть русского народа осознала этот смысл событий XX в.: в 1981 г. Царь-Мученик был причислен к лику святых Русской Зарубежной Церковью (после чего ей была явлено великое чудо – мироточивая икона Иверской Божией Матери), а недавно и в России несколькими епархиями Русской Православной Церкви (что отмечено участившимся мироточением икон самого Царя). Большая же часть нашего народа и его ведущий слой, ‘творящий политику’, все еще не вынесли из нашей вековой трагедии должного духовного урока.
Неофевралистский режим (перекрасившихся коммунистов-предателей) готов осуществлять декоративные ‘монархические проекты’ лишь для маскировки нелегитимной сути своей власти – из комплекса неполноценности перед Западом и перед русской историей, к которой неофевралисты хотят примазаться. Думская оппозиция (ничему не научившиеся коммунисты-патриоты и подставной канализатор патриотизма Жириновский) способна лишь невежественно кощунствовать относительно двуглавого орла, так и не удосужившись понять выраженной в нем симфонии государственной и церковной властей…
И даже Синод Московской Патриархии продолжает игнорировать растущее снизу народное почитание Царя-Мученика, благословляет неофевралистов, не вникает в духовную природу русского православного Царства и в то, что только его восстановление может преодолеть смуту… Глава комиссии по канонизации митрополит Ювеналий, повторив даже в 1996 г. ‘сомнения’ относительно образа жизни и правления Царя и ‘не найдя оснований’ для его канонизации как монарха, предложил Поместному Собору 2000 г. рассмотреть вопрос о компромиссном прославлении Царской семьи лишь как мирян, принявших мученическую кончину в годы гонений…
Особенно ярко все это проявилось в отношении к предполагаемым ‘останкам Царской семьи’, выкопанным в 1991 г. под Екатеринбургом. Демократическая власть увидела в их похоронах утилитарный предмет своей легитимации в виде официального ‘завершения эпохи беззакония’. Не удивительно, что большинство православного народа выступило против признания останков царскими, исходя из общего недоверия к власти: если она, не замеченная в страхе Божием и насаждающая антихристианскую идеологию, постоянно лжет, когда это выгодно, то почему нужно верить ее искренности в затее с останками? К тому же секретность работы правительственной комиссии (под руководством вице-премьера Б.Е. Немцова) и игнорирование ею многих противоречий в следствии оставили впечатление, что у кого-то была и другая цель – похоронить вместе с останками важные тайны, связанные с подлинной историей цареубийства.
Для этого достаточно сравнить две публикации: ‘Покаяние. Материалы правительственной комиссии…’ (М. 1998) и ‘Общественные слушания по вопросу о ‘екатеринбургских останках” в Госдуме от 21.5.98 (‘Радонеж’, 1998, ? 9). Слушания в Госдуме были посвящены как раз ‘Материалам правительственной комиссии’, которые, однако, даже после высказанной на слушаниях научной критики, были опубликованы без изменений в виде упомянутого сборника (лишь во вступлении его составитель пытается опровергнуть сомнения, высказанные нами ранее в газете ‘Завтра’, 1998, ? 11).
Прежде всего это касается ритуального характера цареубийства, о котором старший прокурор-криминалист Генпрокуратуры РФ В.Н. Соловьев пишет: ‘Следствие полностью исключает ритуальный характер убийства. Мотивы убийства носили политический характер’. Составитель сборника добавляет к этому: ‘следствие… рассматривало только фактический, а не мистический аспект проблемы’, – здесь имеются в виду наши аргументы (приведенные выше) для слушаний в Госдуме. Однако как раз отмеченные нами факты причастности к цареубийству еврейско-масонских кругов не изучались комиссией, о чем свидетельствует ее документ ‘Проверка версии о так называемом ‘ритуальном убийстве’…’.
Автор этой “проверки”, все тот же Соловьев, основное внимание уделил опровержению так называемого ‘кровавого навета’ на евреев (отрицая даже судебно-установленные случаи, описанные В.И. Далем), что вряд ли имеет прямое отношение к данному делу. В числе же своих аргументов, “опровергающих” ритуальный характер цареубийства, Соловьев выдвигает следующие:
– ‘Основной причиной, заставившей Временное правительство перевести царскую семью … в Тобольск, явилось опасение о возможной несанкционированной расправе населения с царской семьей’.
– ‘Ни в одном примере ‘ритуальных убийств’, приведенных В.И. Далем, нет таких действий убийц, как стрельба из пистолетов, убийство штыком армейской винтовки, попытка скрыть трупы в глубокой шахте, попытка уничтожить трупы взрывом гранат, сожжение трупов, использование серной кислоты, наконец, сокрытие трупов на малой глубине под проезжей частью дороги’.
– ‘Участие еврея Юровского Я.М. во всех этих действиях было вынужденным’.
– ‘Наличие на стене надписи на немецком языке… не дает оснований для утверждения о ритуальном характере’, ибо ‘не имеется данных об участии Гейне в каких-либо иудейских религиозных течениях…’; ‘Энель не смог доказать того, что ‘каббалистические’ знаки являются надписью, а, например, не ‘пробой пера’… и того, что данные знаки ранее использовались при исполнении определенных религиозных ритуалов’.
– ‘С точки зрения закона обсуждение вопроса о ‘ритуальных убийствах’ некорректно, поскольку существующее законодательство не знает такого понятия’.
Если все это сравнить с нашими аргументами и вопросами, которые Соловьев проигнорировал и после слушаний в Госдуме, то такой уровень аргументации свидетельствует о пропагандно-апологетическом, а не о следственном характере данного заключения.
К вопросу о ритуальном убийстве примыкает и тайна царских голов. Соловьев решает ее так: поскольку на екатеринбургских останках ‘никаких следов, свидетельствующих об отсечении голов нет’, значит головы не отсекались (поставить логичный вопрос: а может быть, следов нет, потому что останки не те? – следователю в голову не приходит).
Все противоречащие этому сведения (из более чем десяти разных источников – см., например, статью С. Фомина в сборнике ‘Тайны Коптяковской дороги’, М. 1998) комиссия просто отказалась принять во внимание как “слухи”, которые ‘популяризировались различными нечистоплотными людьми’, несмотря на то, что у большевиков известны случаи отсечения голов у жертв как форма отчетности. Сам участник цареубийства П.3. Ермаков в 1952 г. утверждал, что три тела – Императора, Царевича и одной из Царевен – были лично им сожжены, а головы отделены и забраны П.Л. Войковым (‘Комсомольская правда’, 25.11.1997). Известно, что после убийства Голощекин увез в Москву три ящика. В 1920-е годы не раз утверждалось, что заспиртованную голову Императора видели в Кремле; она упомянута и в кремлевской описи предметов, о чем промелькнуло сообщение ? 21 (62) в агентстве ‘Аргументы и факты – Новости’ от 27.01.96 и тут же загадочно утерялось. (Приведший это сообщение Л.Е. Болотин полагает, что утечка информации произошла от тогдашнего начальника президентской службы безопасности А.В. Коржакова, ведшего ‘свою игру’, – см. ‘Православие или смерть!’, 1998, ? 8.).
На ‘екатеринбургских останках’ нет и многих других следов, например, от удара саблей на черепе Императора и даже следов огня и разрубов на костях. Тогда непонятны такие находки Соколова в 1918 г., как вытопленные сальные массы, смешанные с землей, отрезанный палец, обожженные кости со следами порубки вместе с порубленными и обожженными драгоценностями (они были зашиты в одежду), нательными образками и другими вещами Царской семьи, а также вместе с выплавленным свинцом из пуль – все это было найдено белым следователем Соколовым у шахты и в ней самой (а не у данного ‘екатеринбургского захоронения’ в Поросенковом логу, где, согласно ‘Записке Юровского’, только и решили перед захоронением сжечь два тела).
Правительственная комиссия не смогла объяснить эти и другие противоречия между своими выводами, основанными на ‘Записке Юровского’, и выводом Соколова, подтвержденным и другими участниками цареубийства (Родзинский, Ермаков) о том, что тело Императора было уничтожено. Согласно Ермакову, было сожжено три тела (это только лично им, поскольку сожжением занимались и другие во ‘вторую смену’), согласно чекисту Родзинскому – четыре-пять-шесть, а согласно ‘Записке Юровского’ – только два и в другом месте…
К тому же ‘Записка Юровского’ противоречит доказанному хронометражу событий, что показал С.А. Беляев в материале для слушаний в Госдуме: ‘Юровский не мог быть участником и очевидцем’ происходившего днем 17 июля у шахты, ибо был в городе; а утром 19 июля невозможно было за час-полтора сжечь два трупа к тому же в 200 метрах прямой видимости от железнодорожного переезда, где находилось много посторонних людей. ‘Записка’ противоречит и здравому смыслу: например, в ней утверждается, что уже у шахты Юровский приказал все тела сжечь и ‘команда приступила к сжиганию’, но тут же без объяснений сказано, что ‘трупы опустили в шахту’ и забросали гранатами. Для чего это было нужно и зачем ‘заваливать’ шахту, если она ‘заранее была предназначена стать лишь временным местом их погребения’, по сути на несколько часов (таково было пояснение Юровского в 1934 г.), и зачем вообще понадобилось это странное ‘временное захоронение’, из которого вскоре красноармейцы с трудом извлекали тела?..
Похоже, все эти утверждения в ‘Записке’ понадобились для одной цели, выраженной в самом ее тексте: ‘этим комендант объясняет нахождение на этом месте белыми… оторванного пальца и т. п.’. То есть ‘Записка’ составлена после появившихся за границей публикаций о цареубийстве, видимо, чтобы дать иное объяснение найденным у шахты следам уничтожения тел: мол, в течение двух дней тела лежали в шахте, доставались оттуда, долго перевозились, а не сжигались…
На основании всего этого оппоненты правительственной комиссии (Ю.А. Буранов и др. в сборнике: ‘Правда о екатеринбургской трагедии’. М. 1998) утверждают, что ‘Записка Юровского’ составлялась, чтобы смягчить суть злодеяния и выдать ложную версию, поэтому она и написана почерком историка М.Н. Покровского. Именно его рукою сделана и важнейшая приписка с точным указанием координат ‘екатеринбургского захоронения’ – при множестве прочих фактических неточностей (указано неверное число убитых, неверная фамилия повара и др.). Даже если верить официальным утверждениям, что ‘Записка’ была составлена в разных вариантах в 1920-1922 гг., то ведь именно тогда большевики начали переговоры с западными странами об установлении торговых отношений, ради этого объявили НЭП и постарались затушевать многие свои преступления. Это вполне понятно для преступников, на показаниях которых поэтому не должно основываться следствие, – в данном же случае только преступникам комиссия и предложила верить.
Комиссия не расследовала и историю данного екатеринбургского захоронения. По убеждению Ермакова, оно не могло существовать в 1918 г., а было сделано Юровским лишь в 1919 г. после отхода белых, о чем свидетельствуют и разные мостики из шпал на фотографиях этого места. Почему-то органы интересовались им и в 1946 г., когда там велись раскопки и опрашивались уцелевшие участники цареубийства; екатеринбургская газета ‘Новая хроника’ (3.11.95) сообщила, что в местном архиве КГБ хранится документация по этому делу, которую, однако, отказываются предоставить исследователям.
В любом случае органы всегда хорошо знали эту ‘царскую могилу’ и не делали из нее особого секрета: она упоминается даже Маяковским в одном из стихотворений; известна фотография 13 человек на месте захоронения в июле-августе 1919 г. Так что его “законспирированное” обнаружение в 1978-1979 гг. А.Н. Авдониным и Г.Т. Рябовым (действовавшим, по его словам, с ‘помощью самого Щелокова’, министра МВД) трудно считать открытием. Бросается в глаза, что это произошло почти одновременно с разрушением дома Ипатьева в 1977 г. Тогда в эмиграции уже началась подготовка к прославлению Царской семьи, ширилось и ее почитание в России, что и побудило Политбюро ЦК КПСС принять контрмеры в Свердловске (где первым секретарем обкома был Ельцин). Трудно предположить, что в тоталитарном СССР после ‘помощи Щелокова’ вскрытие захоронения в 1979 г. “первооткрывателями” произошло без ведома органов.
Разумеется, Рябов мог и не знать подлинных целей “помощи” ему МВД, и, объявив в 1989 г. о ‘найденном им’ захоронении, хотел лишь прославиться. Однако записавший показания Ермакова А.П. Мурзин отмечает: ‘Разве не вызывает вопросов странный ряд совпадений: три отрубленные Ермаковым от августейших тел головы; три подозрительных ящика ‘с чем-то’, которые вез Голощекин в Москву в 1918 г.; три черепа, изъятые из захоронения Рябовым и Авдониным (и сходу объявленные ими черепами Николая II, Алексея и Анастасии); три черепа, ‘возвращенные’ ими туда же в 1980-м…’ (‘Комсомольская правда’, 25.11.1997).
Всем этим правительственная комиссия почему-то не заинтересовалась. Как признает даже один из ее членов, ее эксперты ‘дружно противостояли любой иной точке зрения… Удивляла и таинственность в работе Комиссии. Даже нам, ее членам, не предоставлялись все документы’ (‘Дворянское собрание’, 1998, ? 9). Но можно ли тогда быть уверенным в ее ‘коронном доказательстве’, генетической экспертизе? – ставят вопрос оппоненты. Во-первых, неизвестно, были ли скелеты проверены на принадлежность всех их частей (включая черепа) одному и тому же человеку. Во вторых, можно ли быть уверенным в том, что на экспертизу не были взяты образцы, например, из царских гробниц? Это могло быть сделано кем-то и без ведома членов комиссии. Да и почему нужно верить в честность такой комиссии, если само ее название – ‘по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков Российского императора Николая II и членов его семьи’ – изначально содержало в себе требуемый результат “исследования”?..*
* Заметим, однако, что у этой проблемы есть две разных стороны, которые не следует смешивать: 1) тайны, связанные с цареубийством, в которых нынешние демократы (бывшие коммунисты) не пожелали отделить правду от дезинформации большевиков, невольно чувствуя и свою нравственную ответственность за их преступления; 2) вопрос о подлинности и целостности ‘екатеринбургских останков’. Поэтому в дискуссии мы всегда делали оговорку: ‘Пока нет убедительного доказательства подлога, нельзя исключать и того, что хотя бы часть останков подлинна. Поэтому сомнения тут не должны выливаться в грубо-пренебрежительное отношение к самим останкам. В этом вопросе лучше проявить сдержанность и терпение: истинные мощи сами дадут о себе знать…’ (‘Завтра’, 1998, ? 11; ‘Православие или смерть!’, 1998, ? 8).
Повторим: исходная причина неверия православным народом в подлинность ‘екатеринбургских останков’ состоит в нравственном облике власти. Однако многие вспоминали и сон св. прав. Иоанна Кронштадтского в 1908 г.: ‘… трон пошатнулся, и пала корона, покатилась. Звери ревели, бились, давили Помазанника. Разорвали и растоптали, как бесы в аду, и все исчезло…’. После чего Царь-Мученик предстал о. Иоанну и сказал, что ‘пострадал за всех христиан’, но – ‘могилы моей не ищите, – ее трудно найти…’ (‘Православная Русь’, 1952, ? 20).
Из книги М. Назарова “Тайна России”
